Техника - молодёжи 1965-10, страница 23

«Мой яруг, который работает сейчас на авиационном заводе в Фарнборо, рассказал мне смешную историю, случившуюся с ним несколько лет назад во время поездки в Соединенные Штаты. Он упомянул мое имя, и ответом ему было удивленное восклицание: «Хевисайд! Он еще жив? Я думал, это классик!» Вот она, реальная слава. Быть может, я проживу еще лет 20, если справлюсь с ревматизмом и насморком, этим настоящим английским проклятием, и услышу такие слова опять..-»

ТЕЛЕГРАФ, ТЕЛЕФОН И ВСЕЛЕННАЯ

Каждому школьнику хорошо известно, что электрический ток распространяется по проводу со скоростью света — 300 тыс. км в секунду. На самом деле скорость тока в несколько раз меньше и лишь в очень редких случаях достигает этой величины. Казалось бы, при наших земных расстояниях не так уж и важно, 300 или 100 тыс. км пробегает электрический импульс в секунду. Но вся неприятность в том, что замедление для сигналов разных частот получается различным. Точки, тире начинают перегонять друг друга, телеграфное сообщение превращается в бессмысленную кашу. Чтобы этого не случалось, между точками и тире приходится увеличивать интервалы, резко снижая скорость передачи. Лорд Кельвин в свое время вывел знаменитый закон квадратов, гласивший, что скорость телеграфирования обратно пропорциональна квадрату длины кабеля. Так, при увеличении длины кабеля в 10 раз скорость передачи уменьшится в 100 раз. Что касается телефонных переговоров, то они на больших расстояниях вообще становятся невозможными: каждая звуковая единица речи — фонема — представляет собой неразделимый набор различных частот, которые, пройдя по достаточно длинному кабелю, перепутываются до неузнаваемости. Заинтересовавшись этой проблемой, Хевисайд подверг ее математическому анализу и пришел к парадоксальному выводу: увеличение индуктивности улучшает передающую способность кабеля. При определенном соотношении между емкостью, индуктивностью, сопротивлением кабеля и проводимостью изоляции, названном условием Хевисайда, можно получить «линию без искажений», то есть линию, по которой сигналы всех частот распространяются с одинаковой скоростью и ослабляются в одинаковой степени. Это открытие, позволившее осуществить сверхдальнюю телефонную связь, открытие, принесшее телеграфным компаниям многомиллионные барыши, а Хе-висайду ровным счетом ничего, более 10 лет не получало признания.

В 1876 году 26-летнего Хевисайда вместе с признанными в то время учеными избрали членом совета Общества инженеров-телеграфистов, но поскольку он ни разу не явился ни на одно заседание, в следующем году его не переизбрали.

В 1861 году он не смог уплатить членских взносов, и в ноябре его имя вычеркнули из регистрационной книги.

Научные интересы Хевисайда были весьма широки. 8 1В86 году, после появления статей Генриха Герца, он занялся изучением распространения .радиоволн и в 1902 году указал на существование ионизированного атмосферного слоя, отражающего радиоволны. Экспериментально слой Хевисайда, позволяющий устанавливать коротковолновую радиосвязь на огромных расстояниях, был «нащупан» только в 1924 году на высоте 100 км.

Работы Томсона и Резерфорда привлекли его внимание к атомам и электронам. Говоря, что «вселенная безгранична и в сторону увеличения и в сторону уменьшения», Хевисайд придавал величайшее значение событиям, «происходящим внутри атомов и даже электронов». С апокалиптической образностью писал он в третьем томе своей «Теории электромагнетизма»: «...все известные возмущения передаются посредством электромагнитных или гравитационных сил... Полагая, что возмущения имеют конечную скорость, приходим к выводу, что наш грешный мир может быть уничтожен в любой момент без предупреждения. Это бедствие (или благодать) предсказать заранее, чтобы успеть принять меры, принципиально невозможно, ибо сигналы, несущие информацию, не могут обогнать разрушительных возмущений...»

Одно из рабочих тетрадей Хевисайда — неопубликованные работы по гравитационному полю Земли.

МЕНЯ СОГРЕВАЕТ МОЙ ГЕНИЙ

Л июня 1891 года сорокалетнего Хевисайда избрали членом ™ Королевского научного общества. На церемонию приема его пригласили в Лондон. Хевисайд, конечно, не поехал и вместо этого написал в ответ шутливые стишки. В 1894 году умер его отец, через два года — мать, а Хевисайд еще 12 лет одиноко жил в их доме в Пейнтоне. В 1908 году его пригласила к себе в Торки Мэри Вэй, сестра жены его брата Чарльза, и прожил он в ее доме до самой смерти.

Замкнутый и застенчивый по натуре, Хевисайд был очень щепетилен в денежных вопросах. Зная о его бедственном положении., три известных физика — Фицджеральд, Лодж и Перри — просили его в феврале 1894 года принять небольшую сумму из Почетного фонда Королевского общества за заслуги в продолжении работ Максвелла и Фарадея. Однако Хевисайд усмотрел в этом оскорбительную благотворительность и решительно отказался. Через некоторое время профессор Перри, Рэлей и лорд Кельвин выхлопотали ему скудную пенсию — 120 фунтов стерлингов в год, и она стала основным источником его существования.

Хевисайд жил затворником, но любил, когда к нему в гости приезжали ученые, среди которых у него было много искренних друзей. Желчный и раздражительный на людях, он был на редкость добрым и благородным по отношению к близким и обладал живым чувством юмора. Самые серьезные и труднопонимаемые его статьи буквально усеяны блестками веселого остроумия.

Хевисайд довольно презрительно относился к почетным научным званиям и чествованиям.

Своим образом жизни он напоминал милых старомодных чудаков — диккенсовских героев. «Я полон нелепостей, и если это незаметно посторонним, то лишь по той причине, что я их пытаюсь подавить». Хевисайд не на жизнь, а на смерть «воевал» с «газовыми варварами» из Торки, владельцами местной газовой компании, и не раз грозился «прочистить им трубы». Он никогда не платил денег сборщику платы зе газ и даже запер его однажды в своем доме. Как-то раз у него описали мебель и хотели ее уже вывозить, но банк разрешил отсрочку, и какие-то неизвестные благотворители оплатили его счета. Особенно тяжелое материальное положение наступило у Хевисайда в 1921 году. С августа до сентября следующего года 70-летний старик, работы которого принесли телеграфным и телефонным компаниям миллионы, человек, создавший язык современной связи — слова «индукция», «импеданс» и многие другие были предложены им, — сидел без отопления и освещения.

Однако и при таких тяжелых обстоятельствах Хевисайд не терял свойственного ему мрачного остроумия. Когда его добрая соседка миссис Селлерс увидела Хевисайда, сраженного ревматизмом, еле ковыляющего по своему саду, и пригласила его погреться у ее камина, ученый галантно ответил: «Да, мадам, у меия нет огня, меня согревает только мой гений».

В 1925 году ученый тяжело заболел, и его забрали в больницу. По дороге Хевисайд, как ребенок, интересовался автомобилем: он ехал на ием в первый и, как оказалось, в последний раз в жизни.

Так кончил свои дни величайший ученый нашего времени, к которому более чем к кому-либо применимы слова «гений — это вид безумия». Подлинное признание современников пришло к нему слишком лоздио, так что даже единственный его портрет был выполнен художником по фотографии через несколько лет после его смерти. К этому времени почти не оставалось людей, знавших его лично, и художнику стоило большого труда выяснить, что волосы и лицо молодого Хевисайда отливали потемневшей бронзой.

Великий старик, никогда ие ходивший к врачам, умер, но его бессмертная мысль до сих пор продолжает оплодотворять науку. Начав в 1927 году разбирать его записные книжки (Хевисайд почти не публиковал свои труды 20 лет), исследователи до сих пор продолжают обнаруживать в них замечательные идеи, не получившие пока дальнейшего развития, и законченные работы, представляющие собой большую научную ценность.

19