Техника - молодёжи 1970-10, страница 57— Но как такое все же стало возможным? — спросил Крылов вызванного после Урусова старшего офицера, капитана 2-го ранга Горо-дысского. Тот усмехнулся. — Устав — это устав. А жизнь — это жизнь. Требования устава находятся подчас совершенно в иной плоскости, чем требования, предъявляемые каждой минутой жизни корабля. Попытки совместить эти плоскости у нас, на «Марии», почти всегда были болезненными и производили впечатление тормозящего дело педантизма. — Вот и попробуй разберись во всем этом, — ворчал Крылов, когда Городысский вышел. Но разобраться «во всем этом» было необходимо, и комиссия продолжала работу. МАСТЕРОВЫЕ С ПУТИЛОВСКОГО —Кто, кроме членов команды, бывал на корабле? — На «Марии» немало незавершенных работ. Поэтому, когда линкор стоял на якоре, на нем работало до ста пятидесяти человек мастеровых от разных заводов. — Какие работы были так или иначе связаны с погребами? Особенно с первой башней? — В бомбовом погребе первой башни работали четверо мастеровых Путиловского завода. — Чем они занимались? — Устанавливали лебедки. — В какие часы? . — Приходили они на «Марию» примерно в семь тридцать. Заканчивали работу в шестнадцать часов. Правда, были в этом смысле и исключения: экстренные и ночные работы. — Как проверялись люди, допускаемые на корабль? — Теперь можно сказать — плохо. Поименной проверки на берегу не велось. После прибытия мастеровых на борт уючнялось лишь их число. Поименные же списки представлялись старшим каждой партии. — Значит, при такой системе один человек или даже группа людей могла не только проникнуть на корабль под видом мастеровых, но и оставаться там столько, сколько им могло понадобиться? — Выходит, что так... Все происходящее начинало уже напоминать членам комиссии бег на месте. Дело не только не становилось более ясным, но более и более запутывалось. Установить истину было невоз можно: многие погибли. Другие все помнили лишь приблизительно. При существовавших на корабле порядках удивляться тут было нечему; и комиссия, за неимением более точных данных, посовещавшись, вынуждена была записать в решении: «...Показания мичмана Мечникова, на вахте которого съехали последние четыре мастеровых Путиловского завода, работавшие в бомбовом погребе первой башни, находятся в противоречии с показаниями нескольких нижних чинов, которые утверждают, что в ночь с 6 на 7 октября после 10 часов вечера они видели двух мастеровых. Установить в точности справедливость этого показания или опровергнуть его не представляется возможным». Клубок не распутывался. Нити, за которую можно было «потянуть», не было. Шестнадцатого октября комиссия закончила свою работу. Крылов засел за следственное заключение. Академика долго преследовали видения услышанного. Воображение подсказывало страшные картины случившегося: «...В палубах, наверное, была масса убитых и обожженных... В полном мраке в них творился неописуемый ужас... Вы скажете, что это мои фантазии, — да, но основанные на сотнях (более 400) показаний экипажа «Марии»...» ТРИ ВЕРСИИ НА ВЫБОР В докладе комиссии подробно описывалось все, что произошло на «Императрице Марии». Причины? Комиссия остановилась на трех возникших у нее версиях: 1. Самовозгорание пороха. 2. Небрежность в обращении с огнем или порохом. 3. Злой умысел. Рассмотрев подробно первую версию, комиссия пришла к выводу, что «обстоятельств, при которых известно, что может произойти самовозгорание пороха, не обнаружено». А потому «предположение о самовозгорании пороха является маловероятным». По версии второй комиссия высказывалась менее категорично, отмечая «некоторую допустимость предположения о возможности возникновения пожара от небрежности или грубой неосторожности». Всем известная научная добросовестность Крылова заставила его сделать здесь следующую огойорку: «Из всей прислуги, находившейся в первой башне, спасся тяжко обожженным лишь один человек; и, значит, высказанное допущение остается лишь маловероятным предположением, причем нельзя даже утверждать, был ли кто-либо в это время в крюйт-камере или нет». Комиссия сочла необходимым разобрать и третье предположение. «Злой умысел — вероятность предположения не может быть оцениваема по каким-либо точно установленным обстоятельствам. Комиссия считает лишь необходимым указать на сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение при той организации службы, которая имела место на погибшем корабле: а) Крюйт-камеры заперты не были, ибо в них всегда был открыт доступ из самой башни. б) Башня вместе с зарядным отделением служила жилым помещением для ее прислуги в числе около 90 человек — следовательно, вход и выход из башни кого-либо, особенно в форменной одежде, не мог привлечь ничьего внимания. в) Чтобы поджечь заряд так, чтобы он загорелся, например, через час или более после поджога, и этого совершенно не было видно, не надо никаких особенных приспособлений — достаточно самого простого обыкновенного фитиля. Важно, чтобы злоумышленник не мог проникнуть в крюйт-камеру, после же того, как он в нее проник, приведение умысла в исполнение уже никаких затруднений не представляет. г) Организация проверки мастеровых не обеспечивала невозможности проникновения на корабль постороннего злоумышленника, в особенности через стоявшую у борта баржу. Проникнув на корабль, злоумышленник имел легкий доступ в крюйт-камеру для приведения своего замысла в исполнение. ...Сравнив относительную вероятность сделанных трех предположений о причинах возникновения пожара, комиссия находит, что возможность злого умысла не исключена, приведение его в исполнение облегчалось имевшими на корабле место существенными отступлениями от требований по отношению к доступу в крюйт-камеры и несовершенством способа проверки являющихся на корабль рабочих». Рассмотрев все три версии, комиссия резюмировала, что «прийти к точному и доказательно обосно* ванному выводу не представляется возможным, приходится лишь оценивать вероятность этих предположений, сопоставляя выяснившиеся при следствии обстоятельства». Но почему столь «локальны» выводы по третьей версии? (Окончание в следующем номере) 54 |