Техника - молодёжи 1971-01, страница 42

желаете, компьютер выдаст вам вашу мелодию и в классическом исполнении. Что-то вроде ноктюрна или вальса шопеновского типа. Или же в виде хорала, сделанного под Баха.

В том случае, если ваша мелодия, заданная на металлофоне, какофонична, то есть лишена мелодичности, компьютер одарит вас современной конкретной музыкой — без ритма, без мелодии, без какого-ли-бо значения.

Мне хочется пройти по всем хитросплетениям возможностей электронного композитора. Я заказываю классику. Зал содрогается от органных звуков колоссального невидимого электронного оркестра. В мамонтовом реве электронных труб, исполняющих трагический реквием, сквозь сумбурное движение цветовых пятен, синусоид и овалов ^ьна экране я уверенно прослушиваю незабвенного «Чижика».

Но вот оркестр звучит уже в стремительном ритме самбы. Меняется темп вспышек цвета на экране. Музыкальный поток захватывает и несет вас в головокружительной стремнине современного танца. Но родной «Чижик-пыжик» четко стучит своими хрупкими крылышками в барабанную перепонку моего уха. Мелодия все та же.

Меня хватило всего лишь на пять оркестровых аранжировок из 15 возможных. Где он только не был, наш «Чижик-пыжик»? Электронный композитор работал безукоризненно и с непостижимой скоростью преобразовывал «Чижика-пыжика» из классического звучания в танцевальный ритм, из торжественного движения вальса в стремительный го-го.

15 вариантов, исходящих из единого задания... Да, об этом стоило задуматься!

Так что же, это подлинное творчество компьютерного таланта?

На сотнях магнитных барабанов записаны многие сотни мелодий и ритмов в исполнении самых различных оркестров. Это та же музыкальная память машины. Именно отсюда, из немо застывшей кладовой звуков, машина должна с неимоверной скоростью вы-

Нескопько слов произнесены в микрофон. Где-то в глубинах машинной памяти они отпечатались, пройдя специальную обработку, выявляющую индивидуальные особенности вашего голоса. В банке памяти машины десятки тысяч отпечатков голосов других людей. Если вы хотите удостовериться в том, что звуки вашего голоса неотвратимо зарегистрированы машиной, произнесите несколько слов и внятно назовите ваше имя. Почти мгновенно на экране телевизора появится ваше изображение, сделанное в те далекие дни, когда вы вложили в банк памяти свой первый голосовой отпечаток. Из гигантского вороха машинных воспоминаний компьютер выбрал ваше изображение и показал его вам на телевизионном экране.

Но, оказывается, машина реагирует не только на незримые нити голосовых особенностей, но и на имя. Если вы, заведомо ошибаясь, назовете чужую фамилию (предположим, Иван Петров), машина ответит: «Нет, вы не Иван Петров!» И чтобы быть окончательно убедительной, она покажет вам на экране физиономию подлинного Ивана Петрова.

Наконец мы в последнем зале «Компутопии». Здесь машина сочиняет музыку вместо композитора и вместо художника рисует свето-музыкальные изображения, сопровождающие звук. Это кажется почти неестественным, невозможным. В полукруглом зале два белых электрических органа. Возле широкого экрана тоже полукруглой формы, на элегантной подставке ряд металлических трубок. Это обычный, вульгарный металлофон — целая гамма. Вам предлагают деревянным молоточком воспроизвести на несложном музыкальном инструменте любую, пускай наипростейшую мелодию.

Трепетной рукой я выколачиваю с детства знакомое: «Чижик-пыжик, где ты был?»

— А сейчас, — объясняет очаровательная отесса павильона, — вы можете заказать любую музыкальную интерпретацию вашей мелодии. Всего у вас 15 возможностей. Вы можете иметь популярную музыку* вальс, блюз, танго, босанова, румба, самбо, свинг, го-го или, наконец, просто марш. Но если по

БРАЙН ОЛДИС (Англия) — один из самых популярных современных фантастов, литературный критик и составитель антологий. Главные его книги — «Нон-стоп», «Теплица», «Серая птица».

Саке Комацу, председатель нашего симпозиума, говорил о том, как из национальных особенностей складывается и развивается единый интернациональный язык научной фантастики. Поэтому, как англичанин, я расскажу о том вкладе, какой внесла в мировую фантастику английская литература.

Глава советской делегации посвятил свой доклад тому, как решает современная техника мировые проблемы, стоящие перед человечеством. Мало кого мог бы, пожалуй, не увлечь его рассказ о громадных достижениях науки в его стране и во всем мире, о возможности таких смелых проектов, как построение

дамбы через Берингов пролив. Он говорил как убежденный оптимист.

Фредерик Поол вслед за ним выступил как пессимист. Подчеркивая потенциальную опасность, заложенную в развитии технических средств, американский фантаст нарисовал картину варварской эксплуатации и разрушения нашей прекрасной планеты. Должно быть, во многом он прав. Достаточно было нам выйти на улицу Токио, чтобы убедиться воочию в оправданности и настоятельности его опасений.

Теперь должен говорить я. Я не оптимист и не пессимист. Я — скептик. Сомнение, скептическое отношение к обществу и его

ценностям — именно эти качества характерны для творчества многих английских фантастов (не исключая и Герберта Уэллса).

Нас не очень привлекает прогностика, поскольку

прогностика в западных странах стала сейчас в чем-то бизнесом, большим бизнесом маленьких людей, не только не интересующихся искусством, но и вообще не имеющих никакого отношения к искусству, — всех этих псевдоастрологов, служителей «банков мыслей» и тому подобных учреждений. Научная фантастика должна быть прежде всего литературой, а не любимой игрушкой рехнувшегося ученого.

Меня как писателя интересует отчасти критика нашего общества, которое, признаться, не лишено существенных недостатков. Промышленная революция первой пришла в Великобританию, так что мы имели время изучить и продумать ее влияние на все стороны жизни, понять опасные тенденции, заложенные в безудержном

40