Техника - молодёжи 1971-11, страница 38

электриков, а затем железнодорожников, студенческая молодежь активно протестовала против этого шага властей. (Один из наиболее свежих примеров дал август этого года, когда президент Никсон, стремясь преодолеть валютный кризис, ввел в стране чрезвычайное положение и президентскими указами объявил о замораживании заработной платы, сокращении федерального бюджета. Это в первую очередь коснулось ассигнований на образование и здравоохранение. Студенты вместе с организованным рабочим движением выступили против этих шагов администрации, организовав массовые манифестации протеста в Вашингтоне, Чикаго, Нью-Йорке, Хьюстоне и других городах страны.) И наоборот, когда студенты Беркли, Гарварда, Пердью, Виелена и других учебных заведений вышли на улицы, выражая протест против непрерывного роста платы за обучение, против закрытия «из-за нехватки средств» ряда учебных заведений, рабочие и служащие решительно поддержали их. Так бывает далеко не всегда, но традиционный антагонизм между рабочим классом и учащейся молодежью, издавна насаждавшийся правящими кругами страны, постепенно стирается.

Пола внимательно выслушала меня. Затем сказала:

— Это уже большая политика. Я плохо разбираюсь в этом. По-мо-ему, наша молодежь настолько поглощена собственными делами, собственными проблемами, что ей не до политики^ У нас многие стараются держаться подальше от нее, считая ее грязным делом.

— Ну, это зависит от того, кто и какими руками, во имя чего делает политику. Присмотритесь, Пола, повнимательнее, что делается у вас в стране. Разве непрекращающиеся выступления против войны в Индокитае — это не политика? А многочисленные митинги и демонстрации в поддержку Анджелы Дэвис, других политических заключенных — это не политика? Или гневные протесты против преследования «черных пантер» и других радикальных организаций — это не политика? В политической борьбе так или иначе участвует большая часть молодежи!

— Да, в различных манифестациях действительно принимает участие много молодых людей. Но, знаете, у нас обычно пишут, что это в основном хиппи и им подобные. А я, например, не люблю хиппи. Чьи интересы они выражают? Ничьи, кроме собственных!

— Пола, неужели вы этому верите? Могут ли хиппи привлечь к участию в антивоенной демонстрации, например, десятки и сотни тысяч людей? Не слишком ли преувеличивается их влияние? Возможно, что какая-

то часть этих пресловутых хиппи действительно принимает участие в такого рода выступлениях. Но это отнюдь не значит, что именно они — ядро антивоенного движения молодежи. Ведь хиппи — это лишь какая-то часть того сложного организма, каким является современная американская молодежь. Есть, очевидно, молодые люди, которых устраивает нынешний порядок вещей, которые, как у вас выражаются, «полностью инкорпорированы в систему». Они разделяют господствующую в обществе идеологию, готовы следовать и следуют идеалам предшествующих поколений, прагматически подходят к жизни, видят в ней свою главную цель в том, чтобы «быть сытыми», обеспечить свое материальное благополучие, «делать деньги» — делать их как можно больше, больше, больше. Других не устраивает эта при-земленность, эти крысиные гонки за материальным благополучием, они разочарованы теми моральными ценностями, которые столь дороги их родителям. Но они не видят выхода из тупика, не знают, куда приложить свои силы и энергию. Отсюда их анархизм и нигилизм, отрицание всех и вся. Часть из них подается в хиппи, увлекается наркотиками, сексом. Наконец, еще одна часть молодежи пусть не сразу, постепенно, через ошибки ,и заблуждения, но приходит к более или менее сознательному обсуждению системы, становится в ряды борцов за переустройство жизни на новых началах. Мне кажется, именно эта часть молодых американцев — костяк всего молодежного движения, именно она составляет его силу. А хиппи — что ж, это тоже политика, вернее — антиполитика, политика наоборот. Кое-кого они даже устраивают; пусть, мол, тешатся своей экстравагантностью, пусть тратят время на свои «фестивали», лишь бы они увлекали молодежь за собой, заставляя ее тратить силы на что угодно, только не на сознательную, активную борьбу за переустройство нынешнего общества. Потому «сильные мира сего» и смотрят на выходки хиппи сквозь пальцы, их «делами» пользуются для очернения, для клеветы на прогрессивные массовые движения, в которых участвует молодежь, вроде движения за скорейшее окончание войны в Индокитае. Эта война воочию показала, что все большее количество молодых американцев критически воспринимает окружающую их действительность, ищет какую-то альтернативу нынешнему политическому курсу.

— Это, пожалуй, верно, — согласилась Пола. —Война самым непосредственным образом затрагивает всех нас. Рост цен, инфляция, массовая хроническая нищета, бунтующие гетто — все это, конечно, усугубляется войной. Но хуже всего то,

что там, в Индокитае, вот уже сколько лет льется кровь, гибнут люди. Там, во Вьетнаме, убит один из моих близких друзей. А ему было всего двадцать лет. Как тяжело переносят это горе его родители, вы бы видели1 И хотя я сама не участвую в антивоенных демонстрациях, я сочувствую тем, кто самым решительным образом выступает против войны. Тем более что нам ведь часто не говорят о ней всю правду. (Сколько раз вспоминал я эти слова американской девушки, когда были опубликованы секретные документы Пентагона, показывающие, как одно правительство за другим нагло, цинично обманывало свой народ относительно истинных целей и характера агрессивной войны американского империализма в Юго-Восточной Азии!) Нам обещают что с войной будет покончено «в самом ближайшем будущем». А где он, этот конец? Сколько горя, сколько еще слез и страданий принесет нам война?

...Нам не удалось закончить беседу. Мы подошли почти к самому Белому дому. И здесь дорогу нам пересек длинный черный барьер с грозной надписью, сделанной желтой краской: «Полиция. Не пересекать!» Повсюду мелькали черные полицейские мундиры. На ярко-зеленой лужайке шел митинг. Под сделанными наспех, от руки большими плакатами, на которых было начертано: «Студенты — за мир», «Федеральные служащие — за мир», «Профсоюзы — за мир», — стоял на возвышении молодой парень-негр и говорил в микрофон:

— Нас обвиняют в том, что мы нарушаем закон и порядок. Это ложь! Мы не хотим разрушать свою страну. Мы хотим ее спасти. Спасти от угнетения и расизма — дома, от позора войны — за рубежом. Что бы ни говорили о нас, как бы на нас ни клеветали, мы не прекратим борьбы!

Собравшиеся на лужайке бурно аплодировали и возгласами поддерживали оратора.

Пола обернулась ко мне.

— Вы в них верите? Вери*е, что они в состоянии добиться своих целей?

— Да, я в них верю!

...Несколько лет назад я слышал

злую, но в целом-то справедливую шутку о «молчаливом поколении», как тогда часто называли американскую молодежь: «Знаете про бунт в колледже? Студенты в знак протеста против политики администрации проглотили дюжину золотых рыбок из аквариума».

Ныне так не скажешь о молодых американцах. Ныне прогрессивная студенческая молодежь в полный голос заявляет о себе. Она не ограничивается словесными протестами. Она активно действует. Она борется.

36