Техника - молодёжи 1974-05, страница 6

Трибуна

соревнования

К 50-летию

со дня присвоения комсомолу имени В. И. Ленина

Бригадир лучшей на Кутаисском автозаводе комсомольско-молодежной комплексной творческой бригады, делегат XVII съезда ВЛКСМ Шукри Гигинейшвили.

СТОРОНА, С КОТОРОЙ ВИДНЕЕ

Леонид МАРКОВ, наш спец. корр.

Шукри молчалив и застенчив. И не потому молчалив, что по-русски понимает и говорит плохо. Переводчиков вокруг достаточно — они быстро растолковали мне его оригинальную интерпретацию старых присловий «моя хата с краю» и «мое дело — сторона». И не потому застенчив, что не привык к вниманию столичных газет и журналов. Тбилисские журналисты, наезжая в Кутаиси, непременно интересуются этим тридцатидвухлетним токарем, портреты Шукри Гигинейшвили частенько мелькают на первых полосах.

Поначалу и я судил о нем по портретам в «Заре Востока» и в «Молодежи Грузии». Взгляд сосредоточен, даже суров, саженные плечи и, должно быть, металл в голосе... Но Сулико Хабей-швили, первый секретарь Кутаисского горкома партии, глядя на газетный портрет Шукри, сказал мне: «Непохож. Металл в голосе? У таких, как он, металлом руки навечно краплены, не отмыть. И в характере металл — стойкий, отменного качества. И металл к металлу — две правительственные награды...»

Встретились мы в комитете комсомола Кутаисского автозавода. Металл в голосе? Говорит он тихо и медленно, так тихо и медленно, что гортанная, дробная грузинская речь приобретает не

очень свойственные ей растянутость и напевность. На плечах его, не широких, на первый взгляд даже хрупких, в обтяжку сидела блеклая от частой стирки чистенькая курточка-недомерок. В аккуратно застегнутых на две пуговки узких коротких рукавах особенно широкими казались кисти рук, словно сбрызнутые тушью. Он протянул руку, сказал что-то. Отар Мхеидзе, первый секретарь горкома комсомола, перевел: «Извиняется. Говорит: металл въелся, не отмывается...»

Нет, он не был похож на свои портреты в газетах — этот известный в республике рабочий-рационализатор, автор трех десятков интересных и эффективных предложений, награжденный в двадцать восемь лет орденом Трудового Красного Знамени, член ЦК ЛКСМ Грузии, делегат XVII съезда ВЛКСМ, токарь, ожидающий ответа из Комитета по делам изобретений и открытий.

Шукри молчалив — это, как и ранняя седина, черта родовая: земля Имеретии отзывается добрым урожаем только на самозабвенный труд, люди в цехах автозавода в разгар рабочего дня так же немногословны, как их отцы и братья в селениях вдоль старой Цхалтубской дороги. Шукри застенчив — но не в делах, а когда речь о нем, его работах. Тут

он молча показывает чертежи, фотографии, модели, эскизы. Чем настойчивее расспрашиваешь,

тем тише и реже он отвечает, а когда перейдена, покажется ему, грань профессионального интереса к делу, металлу, когда вопросы метят «в личность» — замолкает вовсе, ссылаясь хитро на непонимание, незнание твоего языка. И ты бессилен даже сердиться: взгляд на тебя устремлен благожелательный, собеседник — весь внимание... Вероятно, переводчик плох? И я атакую инженера Омара Куция: «Правильно переводишь? Почему Шукри не понимаёт?» И Омар смеется: «Понимает. Без перевода понимает. Не хочет говорить». Так и шло. Шукри прятался за чертежами и «железками», пока Омар не устал переводить мои вопросы и по слову тянуть из него ответы...

Подробностей о творческой «кухне» Шукри Гигинейшвили его коллеги по цеху и рационализаторской бригаде не знают. В отделе кадров можно выяснить, что в пятнадцать лет вышел он токарем из дверей кутаисского ПТУ № 4 и, перейдя улицу перед воротами КАЗа, вошел в его проходную. Было это в 1956-м. Здесь вступил в комсомол и в партию, здесь научился «понимать металл и машины» и здесь перенял у ветеранов, таких, как Иосиф