Техника - молодёжи 1979-05, страница 58

активным катализатором процесса алмазообразования. Может быть, благодаря этому опыт Муассона действительно был успешным?

В конце 50-х годов американец Бринкман поставил очень интересный опыт. Он взял графитовый тигель, расплавил в нем серебро, нагрел его до 3000° С и затем заправил его алмазными кристалликами. Материал там служил одновременно и источником углерода. После опыта кристаллы заметно потяжелели.

Интересно, что вне поля зрения ученых оказался третий металл, обладающий способностью расширяться при застывании, — висмут. Дело в том, что расплавленный висмут нельзя охлаждать водой — карбид этого металла взаимодействует с ней слишком энергично. Но в наше время это не такое уж большое препятствие — охладить расплав можно чем угодно, вплоть до жидкого гелия.

Самое 'интересное продолжение получили опыты Крукса со взрывчаткой. Во время взрыва давление повышается до 30 тыс. атм, а температура до 2500°, правда, лишь на очень короткое время. Можно с уверенностью сказать, что очень незначительное количество алмаза у Крукса получилось. Дело в том, что он просто не смог его заметить, ибо такая работа под силу только современной аналитической лаборатории. С помощью этого так называемого динамического метода были синтезированы многие очень нужные человеку вещества. А в интересующем нас случае получается чрезвычайно обидная картина. После взрыва в стальной капсуле на короткие доли секунды возникают очень высокие температура и давление. В таких условиях практически весь исходный графит превращается в алмаз. Затем давление очень быстро падает, а вот температура снижается гораздо медленнее. В результате «король минералов» снова превращается в графит. Быстро сбрасывать температуру в закрытом наглухо стальном цилиндре мы не умеем.

В лабораториях ученые научились наращивать алмазный слой в атмосфере метана при очень высокой температуре, причем скорость такого процесса намного превышает скорость роста алмазов в установках сверхвысокого давления. Как знать, не таким ли способом природа вырастила якутские кимберлитовые месторождения?

Впрочем, в свое время возникали и теории, утверждавшие, что возможно их образование из углекислоты воздуха, в канале ствола молнии и их последующего выпадения на Землю. Дескать, этим способом образовались бескимберлитовые месторождения Индии, Бразилии и Урала. Что ж, от великого до смешного один шаг!

Комментирует статью А. Брянцева «Кто же первый?»

сотрудник физического института имени П. Н. Лебедева АН СССР АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВ

КРАТКАЯ ХРОНИКА АЛМАЗНОЙ ЭПОПЕИ

(От великого Ньютона до наших дней)

Двадцатый век стал эпохой великой переоценки ценностей. В век ядерной энергетики, космических кораблей, синтетических материалов по-настоящему драгоценными считаются те минералы и камни, без которых немыслима современная технология. Потребность в алмазном инструменте необычайная. В то же время запасы алмазного сырья в земной коре весьма ограниченны. Современная мировая добыча его составляет лишь несколько тонн в год, что легко может уместиться в кузове среднего грузовика. Но вот что сказал про эту «пустяковую» груду сверкающих камней один американский экономист: «Если бы внезапно прекратилось поступление алмазов в США, то мощность американской промышленности быстро уменьшилась бы примерно вдвое».

Так незаменимый в силу своей твердости камень-работник одержал великую победу над сверкающим разноцветными солнечными бликами камнем-вельможей.

Таков был девиз первого истинно научного общества, впоследствии ставшего королевской Академией наук Великобритании, — «Ничего со слов!» означает «Ничего на веру!».

1704 го⁷*. Случайной ли догадкой или гениальным предвидением было утверждение Ньютона о горючести алмаза, сейчас установить невозможно. Однако родственность маслянистых тел и алмаза, «который, вероятно, есть также маслянистое сгустившееся вещество...» — несомненный факт, установленный ученым опытным путем. Сегодня мы называем маслянистыми телами насыщенные

углеродом вещества. Но Ньютон жил в эпоху, когда самого понятия «углерод» еще не существовало. Поистине надо быть Ньютоном, чтобы, изучая лишь способность алмаза преломлять свет, угадать его углеродную природу.

Как бы мы сейчас ни оценивали ньютоновское утверждение о горючести алмаза, факт остается фактом: уже в начале XVIII столетия каждый естествоиспытатель знал — алмаз горит. Ведь так считал великий Ньютон.

1772 год. Однако честь экспериментального доказательства, что по своим горючим свойствам алмаз ничем в принципе не отличается от других хорошо известных горючих веществ, принадлежит великому французскому ученому Антуану-Лорану Лавуазье. Корыстолюбивый буржуа, Лавуазье был полон страсти как к познанию, так и к обогащению. Совершив великие открытия в химии и в физике, он одним из первых приблизился к пониманию законов микромира. Аналитический склад ума и неугомонный характер, безусловно, значительно способствовали расширению научных интересов Лавуазье.

Совершенно очевидно, что никакое открытие не может произойти, если оно не подготовлено всем предыдущим развитием науки. Под напором мощного ума Лавуазье пала теория флогистона. Лавуазье всецело поглощен поисками ответа на вопрос: что произойдет с различными веществами, если их нагревать в замкнутом сосуде все сильнее и сильнее? Еще ничего не зная даже о том, «как происходит соединение химических веществ», он утверждает, что с помощью сверхвысоких температур «были бы получены поразительные результаты, которые открыли бы ученым новое направление их деятельности и привели бы к совершенно неизвестному порядку вещей». Но как получить сверхвысокие температуры? Только применяя «зажигательное зеркало или стекло». Ибо никакого более мощного источника тепла, кроме солнечных лучей, собранных в пучок «зажигательным стеклом» — линзой, наука в то время не знала.

И вот наступил солнечный августовский день. Под стеклянным колпаком на предметном столике грандиозного прибора, главной деталью которого была более чем метровая линза, появился сверкающий ослепительными гранями бриллиант. Гости, приглашенные знаменитым ученым, замерли в ожидании. Вот вслед ушедшему солнцу помощник сдвинул большую линзу, затем подфокусиро-вал малую. Нестерпимый, ослепительный блеск исторгли сконцентрированные прибором лучи. Казалось, что на предметном столике под стеклянным колпаком вспыхнуло маленькое солнце. А через секунду оно начало гаснуть и вскоре погасло совсем. Равно

56