Техника - молодёжи 1985-11, страница 67

В самом деле, речь крестьянина, ремесленника, вообще простого человека, не поднявшегося еще в сложный мир отвлеченных понятий, имеет перед речью человека интеллигентного, кабинетного одно важное преимущество: она по-необходимости образна. У такого человека идеи, слова неотделимы от орудий труда и вещей несложного окружающего мира, поэтому за каждым его словом стоит конкретный объект, конкретное движение, конкретное действие. Речь такого человека точна и выразительна, ибо мысленно он ясно видит то, о чем говорит.

Что происходит, когда в народную среду попадает незнакомое иностранное слово, за которым нет ясного, всем знакомого, находящегося в обиходе предмета и которое поэтому для большинства людей не более чем «звукосочетание»?

Такое слово либо не прививается в языке, либо усваивается им, но лишь после того, как пройдет необходимую фазу «осмысления», придания ему легко улавливаемого русским ухом значения, смысла, которые сделали бы возможным его употребление в живой народной речи И одним из методов такого необычного «осмысления» незнакомых слов как раз и явилась их переиначка на русский лад, так чутко уловленная Лесковым.

Возьмем, к примеру, иностранное слово «микроскоп». Какой предмет, какой реальный образ мог стоять за этим словом для русского крестьянина или городского обывателя? Никакого Пустой набор звуков, абстракция. И вдруг маленькая переиначка — и все становится на свое место: «мелко-скоп», прибор для рассматривания мелких вещей! На первых порах и этого достаточно для того, чтобы пользоваться словом в разговоре. А со временем, когда новая вещь появится и в описаниях, и в продаже, и даже в житейском обиходе, образ конкретизируется и «мелкоскоп» уступит место «микроскопу» — прибору, внешний вид которого станет хорошо всем известен. И на этом процесс усвоения языком чужеродного слова завершится.

А что для русского уха могло значить слово «барометр»? Но вот Лесков его чуть-чуть видоизменил, и сразу по

лучился «буреметр» — прибор для предсказания бурь, которым англичане в «Левше» намеревались поразить воображение Александра I и атамана Платова. В отличие от царя, который всем заграничным восхищался, Платов не поддавался восторгам и «держал свою ажидацию». Что такое? Оказывается, войсковой атаман «ожидает» удобного, подходящего момента взять реванш, но ожидает с волнением, с внутренним возбуждением. А как раз такое значение и имеет французское слово «ажитация». Таким образом, переиначив иностранный термин, Лесков получил неологизм, означающий напряженное, неспокойное, «ажитиро-ванное» ожидание...

А часы золотые «с трепетиром», которые подарили Левше восхищенные его мастерством англичане! Некоторые комментаторы производят это слово от французского «репетира» — механизма в карманных часах, отбивающего по нажатии пружины отсчет времени,— и глагола «трепетать». Но такое объяснение никак не согласуется с контекстом сказа. Думается, Лесков, желая подчеркнуть английское тщеславие, связал слово «репетир» с русским словом «трепетильник» — щеголеватый коробейник, торгующий мелким галантерейным (щепетильным) товаром.

Переделка слова «пирамида» в «ке-рамиду» на первый взгляд кажется лишенной глубокого смысла. Но если вспомнить, что раньше в русском обществе бытовало слово «керста» — могила, то «керамида» обретает значение какого-то массивного надгробного сооружения. И это согласуется с текстом «Левши»: царь и Платов осматривали «керамиды» и чучела-мумии в «последней кунсткамере», где англичане собрали со всего света «минеральные камни и нимфозории».

Комментаторы обычно расшифровывают лесковскую «нимфозорию», как сочетание слов «нимфа» — мифологическая дева, олицетворяющая ту или иную силу природы,— и «инфузория» — одноклеточный микроскопический организм. Объяснение не очень убедительное, так как оба «разъясняющих» слова иностранные и в простонародной речи не употреблялись. Да

и слишком уж прямолинейна такая расшифровка для объяснения виртуозного лесковского словотворчества.

Можно предположить, что писатель шел от русского глагола «зреть». Среди его производных есть любопытное слово «прозорина» — щель, отверстие, в которое можно глядеть. Соединив это слово с «нимфой», нечто загадочным, невидимым, Лесков получил фантастическую «нимфозорину», которая поразительно совпала по звучанию с иностранным термином «инфузория»! Так, вероятно, и появилась «нимфозо-рия» — удивительное механическое существо, подобие некой блошинки, которую можно увидеть только через отверстие прибора «мелкоскопа»!

Слишком прямолинейной представляется и часто встречающаяся расшифровка таинственных «бюстров», которые были показаны Александру I и Платову в самом главном зале английской кунсткамеры. Их производят от слова «бюсты» и «люстры», но сочетание этих слов не создает того второго смысла, впечатления, которые всегда прозреваются в лесковских неологизмах. Думается, «бюстры» произведены писателем из «бюстов» и известных любому моряку «ростров» — помоста на палубе корабля. При таком толковании «бюстры» создают .впечатление скульптурных портретов на подставках, что соответствует духу текста.

В небольшом пространстве сказа о «Левше» содержится не менее нескольких десятков таких находок, поражающих неожиданностью и остроумием. Взять, к примеру, непонятную для тогдашних простолюдинов «таблицу умножения». Превратив ее в «дол-бицу умножения», Лесков сразу же создает у читателей представление о той зубрежке, «долбежке», которая необходима для усвоения этой «азбуки арифметики». А итальянское слово «балдахин», совмещенное писателем с русским «валандаться» — затаскиваться, затрепываться, породило «валда-хин» — нечто музейное из ветхой, обтрепанной ткани. А непонятный русскому уху «Аполлон Бельведерский», превращенный фантазией Лескова в «Аболона полведерского» — имя, намекающее на «оболокно» — кожух, оболочку — и емкость в «полведра»...

Над проблемой РДП работал и талантливый инженер-новатор Сергей Александрович Янович, создавший в 1905 году оригинальную полуподводную лодку с бензиновым двигателем, которая принимала участие в обороне устья Амура во время русско-японской войны. Вывод газов от двигателя С. А. Янович выполнил в виде довольно длинной трубки. (В советское время С. А. Янович отличился при сооружении Волховской ГЭС, он был старшим техником строительства.)

За рубежом также выдвигались идеи создания устройств РДП. В 1897 году американский изобретатель Симон Лэк

построил подлодку «Аргонавт 1», бензиновый двигатель которой приводил в действие гребной винт при надводных переходах и... колеса при движении по дну. Подводная лодка могла работать только на небольших глубинах. Необходимый для работы бензинового двигателя воздух поступал через шланг, оканчивавшийся на поверхности воды буйком. В 1899—1900 годах Лэк построил новую субмарину «Аргонавт 11», в которой для снабжения двигателя воздухом и отвода отработавших газов использовались две высокие полые стальные мачты. Справедливости ради отметим, что, приступив к

созданию боевых подлодок, Лэк отказался от РДП. На боевых подводных лодках Лэка, построенных для российского флота (типа «Осетр» и «Кайман»), использовалось традиционное решение: электродвигатель для работы под водой и бензиновый двигатель для движения в надводном положении.

Вполне может быть, что я упомянул не все проекты РДП, реализованные до появления «шнорхеля», но уже очевидно: развитие идеи РДП имеет богатую историю.

Юрий ДРУЖИНИН, инженер

63