Техника - молодёжи 1987-11, страница 52

Джек лениво прибавил звук.

— Почему три? — Шеф белоснежно улыбнулся женщине с большим значком журнала «Дискавер», которая, видимо, только что задала вопрос.— Математики считают, что так надежнее — ноги очень уязвимы у любого существа, а кроме того,— шеф смущенно посмотрел на журналистку,— это требование наших основных заказчиков: военного ведомства...

Нечто в костюме докера тем временем прыгало через канавы, лазало по почти отвесным скалам, рыло траншеи в полный профиль, перетаскивало бревна и тяжелые камни.

— Моя группа учила его разговаривать,— наклонился ко мне Дейвид.

А существо уже давало интервью журналистам, толково, с выражением отвечая на вопросы.

Потом его увели.

— Заметьте,— улыбался всем своим фарфоровым богатством шеф Дейвида,— он не только автоматически залечивает любые повреждения, но способен размножаться, а главное — совершенствоваться в ту сторону, которую сочтет наиболее разумной.

— Профессор,— не унималась журналистка,— но если ваш робот такой гениальный, не вступит ли он в конфликт с нами, несовершенными, а его потомки не выбросят ли нас куда-нибудь за пределы Земли?

— Успокойте ваших читателей, мисс,— совершенно обворожительно и в то же время снисходительно улыбнулся руководитель программы.— Как бы мы ни старались — это всего лишь машина, совершенная, но машина. И ей до нас очень далеко...

Пресс-конференция закончилась. Потом стали показывать парусные океанские лайнеры. Джек по знаку Дейвида убрал звук.

— Ну как? — спросил он.

— Чистая работа. Прекрасно говорит.

Дейвид расплылся в довольной улыбке:

— Три года обучения... Ну а что там у тебя с этим древнегреческим текстом?

— Понимаешь, Дейв, он не то чтобы греческий.

— Как так? — изумился Дейвид.— Буквы греческие, и слова похожи.

— И все же многие имеют какой-то другой смысл.

— Конкорданс составил?

— Вроде бы да. Все известные греческие тексты ввел, разругался с машиной напрочь! Все твердит о каком-то симпозиуме да о кентаврах — словом, бред... Слушай, Дейв, пошли ко мне. Я весь текст в нее ввел, сейчас даст результат. Опять галиматья, наверно.

Машина закончила счет буквально перед нашим приходом — цвет оповещения на экране еще не менялся. Дейвид озирался по сторонам: как всегда, привыкал к моему кабинету, заставленному древними фолиантами и заваленному горами факсимильных копий старинных манускриптов. Я включил печать, и мы склонились над зачмокавшим устройством.

—«Кентавров, что стояли ближе к Хирону в лавровом венце...» Почему не сначала? — спросил Дейвид.

— Начала не было,— пояснил я,— папирус и так еле дышал, когда его нашли.

— «О кентавры-друзья! — воскликнул Хирон.— Он неказист и ростом не вышел, и ноги у него всего Две, да и те без копыт...» Слушай, это что-то из мифологии. Ты с текстами сверял?

— Нет ничего похожего,— ответил я и покосился на принтер, крторый поставлял нам строку за строкой. А ведь еще вчера машина давно бы уже стояла и

нахально требовала от меня разъяснения задания.

—«Асклепиады создали его для помощи...» Кто создал?

— Ну, асклепиады — эскулапы, медики, по-нашему.

—«...для помощи женщинам нашим в пещере и огороде. Он может родить подобных себе и говорить на наречии нашем, и все понимать, и нарекли его именем Антропос...» Интересно,— протянул Дейвид,— что же ты молчал?

— Я сам это впервые вижу.

— «Скажи, о Великий,— спросил Хирона кентавр по имени Фол,— не станет он нашим врагом лукавым, коль так он умен и множество может родить подобных себе? Не выгонят ли кентавров потомки его с наших земель, столь богатых дарами, на скудные горы, где есть только мох, лишайник и камни? И улыбнулся мудрый Хирон, и отвечал: «О, друзья! Он мал, и он слаб. И бегать он быстро не может, и устоять пред ударом копыта, и даже натянуть тетиву лука, оружья кентавров. Так пусть же войдет он в наши пещеры, наплодит нам слуг и служанок. Да будет процветать род кентавров!»

Принтер замолчал.

Мы уставились друг на друга.

ДОМ

Валентин ГОНЧАРОВ г. Солигорск

Дом догорал. Потрескивали обугленные балки, выбрасывая языки пламени и стреляя дымящимися угольками. Дотла выгорели перегородки, местами провалился пол, обнажив черное нутро подвала.

Дом медленно умирал.

Он был таким старым, что не помнил точной даты своего рождения. Перед смертью в памяти возникали лишь отрывистые видения: кто-то молодой и полный сил, в выпущенной поверх штанов рубахе, с огненно-рыжей, пламенеющей на ее белом фоне бородой, обтесывает первое бревно, потом укладывает стропила, кроет крышу...

Так родился Дом. И хотя век его был неизмеримо более долог по сравнению с жизнью одного человека, родившись, Дом очень походил на человеческое дитя. Поначалу он был маленьким Домом, Домом-младенцем, размером в одну комнату, с крошечными сенями. Шло время, и Дом рос. Из небольшой избенки он стал Домом-подростком, возмужал, раздался комнатами.

50