Техника - молодёжи 1988-11, страница 45

Нажим на эволюцию

Менфред Эйген, директор Гёттингенс-кого физико-химического института:

«Я нахожусь в таком же затруднении, что и Эйнштейн в 1916 году.. »

Манфред ЭЙГЕН,

лауреат Нобелевской премии, иностранный член-корреспондент АН СССР

— ...Вы видите себя в одном историческом ряду с Дарвином и Эйнштейном? — спросили у него журналисты. — С Дарвином — да. Но также и с Жаком Моно ', на идеи которого я опирался при создании своей новой теории.

М. Эйген, автор только что вышедшей в ФРГ книги «Ступени к жизни», похоже, оставил без внимания «шпильку» в вопросе его интервьюеров. Зато сосредоточился на толковании абсолютно новых взглядов на проблемы эволюции, которые в биологии еще не употреблялись и с пониманием которых, по словам представителей научной журналистики, у них есть проблемы.

Главной ступенью к жизни, по словам М. Эйгена, сАло появление на ранней стадии эволюции нуклеиновой кислоты. Именно ее молекулы (или молекулы-предшественницы?..), претерпев ряд химических взаимодействий, смогли накапливать и воспроизводить информацию. И — передавать ее, так сказать, по наследству.

— Не следует в этой связи думать, что эволюционистские идеи

Жак Моно — лауреат Нобелевской премии (1965г.) по физиологии и медицине, является автором гипотезы о переносе генетической информации и генетической регуляции синтеза белка в бактериальных клетках.

Дарвина зашли в тупик,— размышляет М. Эйген. — Новые открытия по-прежнему опираются на старую добрую теорию эволюции и отбора, перенесенную, правда, на современную почву молекулярной биологии. Для своего времени теория, установившая «трех китов» среди движущих сил органического мира — изменчивости, наследственности и естественного отбора,— была, несомненно, лучшей. Она подтверждалась многочисленными примерами. В первой половине нашего столетия дарвинизм получил количественное описание и заодно приставку «нео». Впрочем, пока не возникла молекулярная биология, никто из неодарвинистов так и не сумел толком сказать, в чем суть механизма изменчивости.

Представляли — и, в общем-то, правильно, что мутанты, если они, наконец, будут обнаружены! — должны размножаться; что часто повторяющаяся мутация приводит к эволюционному приспосабливанию вида и т. д. и т. п. Но при всем этом исходили из того, что мутация сама по себе — есть событие случайное, непредсказуемое. Никогда наперед не узнаешь: ныгодйый, невыгодный или нейтральный получится мутант...

Но из этого также следует, что все мутанты встречаются с равной частотой. Следовательно, и мутацию нужно классифицировать как процесс, зависящий от случая. Подобная декларация получила столь широкое хождение среди биологов, что позволила Ж. Моно сделать на ее основе далеко идущие мировоззренческие выводы.

Суть их в том, что для существования живого нет других объяснений, кроме самого факта его существования. Эта истина кажется простой. А вот и более весомое допущение Моно: отбор происходит пре-допределенно. Значит, отбор — усиливает Эйген мысль своего предшественника — может стать действенным фактором эволюции, когда мутант уже возник! Из этого следует, что по-настоящему значимы только «существующие» причины.

Но как доказать, что появление мутанта есть дело не только случая?.. Количественный анализ всех возможных вариантов мутаций позволил вычислить вероятность воз

никновения каждого мутанта. Так вот, если предположить, что все они возникают чисто случайно, без взаимного влияния, то эволюция должна была очень быстро скатиться на самый низкий уровень.

Но этого не произошло. Значит, исходные представления о неудачной мутации неправильны. Больше того. В поведении мутантов подмечена любопытная закономерность, которую можно подсчитать и определить экспериментально. Известны случаи, когда лучше «подогнанные» к среде мутанты появлялись чаще, с большей долей вероятности, чем неудачные. Как в этом случае быть с априори равновероятными «удачными» и «неудачными» мутациями?!

Из этого парадокса возникла количественно разработанная теория. В ее выводах и содержалось нечто новое. А именно: существует внутреннее управление молекулярным процессом эволюции, которое и приводит, в конце концов, вид к оптимальному приспособлению.

Что же делает удачного мутанта удачным? Иными словами, кто (или что?) управляет эволюцией?

Эпитет «удачный» (или «неудачный») описывает некое новое свойство мутанта по отношению к среде. Приспособленный, полезный для дальнейшего воспроизведения — это и значит удачный. Среди вирусов удачными можно считать те мутанты, которые быстрее воспроизводятся. У других микроорганизмов важную роль может играть такой фактор, как длительность жизни. Применительно к высокоразвитым существам понятие «удачный» раскрывается в виде более сложных функций — их взаимоотношения со средой, с обществом себе подобных. Для людей не очень важно, кто имеет больше потомков... Впрочем, до сих пор речь шла в основном о молекулах, способных накапливать и воспроизводить информацию...

Вернемся к новому в теории Эйгена. Оно содержится в трех позициях.

Первое. По Дарвину: выживают наиболее приспособленные. Цель селекции достигается путем отбора.

Это, конечно, неверно, замечает Эйген. Пригодное к отбору представляет собой очень сложное «ассорти» мутантов, удачных среди которых

43