Техника - молодёжи 1989-03, страница 42

Наши аспиранты — Рабинович, Так-сар, Немировский, Кунин — были совершенно разными людьми. Любопытно было на них смотреть, когда они толпились. кричали: спорили, писали сразу в разных местах доски. Особенно агрессивным и настырным был Рабинович. так называемый «Муся Рабинович». Он прямо накидывался на своего собеседника, как будто это был его са-Немировского, с

и бабьи

пухл

ручками: а Таксар только бурча себя и обиженно надувал губы. Зато Кунин - вежливый и аккуратный -вел себя совсем по-другому. Всегда прекрасно одетый, подтянутый, он подходил к доске и слушал спорящих...

А Сахаров появился у нас в начале 45-го года. Он пришел к нам в отдел вместе с Игорем Евгеньевичем. Я уже ем, и мне было интересно ютреть. Он был высокий.

эбрад

»ауку».

про С! про не

«Я т<

Игорь Ei

Сахаров кончил МГУ, блестяще кончил и сразу был отправлен на военный завод. Там он вскоре сделал несколько изобретений, и Игорь Евгеньевич с великим трудом перетащил его к себе... Он приехал сюда с женой и ребенком, и ему совершенно негде жить. Квартиру у родителей разбомбило, они сами ютились в маленькой комнатенке.

При моем не слишком удачном посредничестве он снял комнату на даче под Москвой. Зима была суровая, в комнате было сыро и холодно, девочка серьезно заболела почками. Он очень переживал ее болезнь. Но. кажется, его окончательно сразил запрет врача ходить ребенку босиком.

— Вы подумайте.

жить? Всегда в обуви по росе, по лужам... Вот тут-то я и поду»»

: ей

е бега

W

а года будет избран действительны, м АН СССР. На обороте снимка на, 6 июля /95/ года (34°С). От А. Сах

солидной манерой двигаться и держаться. Виталий Лазаревич рядом с ним, порывистый и стремительный, казался совсем мальчишкой.

мне Игорь Евгеньевич,— и вы представьте, Дмитрий Иванович (его отец, известный, всеми уважаемый физ

смотрел на ме — Не такой Эту фразу н

способный?

я

грузный пожилой мужчина, рантурой, кажется, и сразу рессивно накинулся на Сах; воря, что он совершенно не философский семинар.

Сахаров поднялся и сказал

— Видите ли, в чем дело,— я не хожу на семинар, потому что меня совершенно не интересует философия.

Трудно описать, что сделалось с этим человеком — ведь это были сталинские зремена: вся его амбиция мгновенно 1счезла, он поднял кверху ладони и,

:я его фигура кри-

I. Он

«Свят

луй.

i ходи-

,ь действительно была серьезно боль- зу и без в

ь. Но ведь . а работу. )варищей Са: усилий с еп

аров сра-. Обычно

он не участвовал в дискуссиях у доски; сидел у окна и читал журналы. Но иногда эти споры привлекали его внимание, он вставал, брал мел в правую или левую руку (это было ему безразлично) и начинал писать. Все сразу смолкали, даже Рабинович обрывался на полуслове... И для всех нас, более старших товарищей, он сразу и на все времена стал Андреем Дмитриевичем.

Шл:

I. Налг

> работа в лабораториях. Женщины разводили уют — кое-где на ок-

1ны. А мы по-прежнему

работу утром приходила т

уходили — сидеть

друг

ски — приходил

"iT ФИАНе в это время появилось новое лицо, которое сразу же приобрело всеобщую известность. Это была Софья Петровна Семенова-Тян-Шанская. ка-

I и спокойно ответил: юсобный, как я. 1ьзя читать, ее нужно услышать. Он просто сказал то, >1ло на самом деле. И я поняла, что ладал редким умением серьезно и "вен но всегда говорить то, что ду-Он был предельно искренним че-ом. Некоторых это просто сража-

того путешественника. Сергей Иваныч, узнав, что она находится в бедственном положении, старая и одинокая, устроил ее в институт вахтером. Одна-

но вовсе не была несчастной с виду; наоборот — высокая, с горделивой осан-

вероятно, когда-то красивая, с копной черно-седых волос. Я встречала таких пожилых женщин только в горных " I. По-моему, не прошло

недели,

1 узна

. Напри-

Это было ужасно смешно, но Сахаров не засмеялся, даже не улыбнулся ему вслед. Он раздумывал. Потом повернулся ко мне и сказал: мне с - Вот если бы в ФИАНе был ка-летом кой-нибудь хороший руководитель по утром международнс"

дом и ст;

делах самое горячее учаа мер: в лаборатории Серге

лотые руки. На фронте он потерял зато другой его глаз сверкал вес< озорством. Каждое утро, ровно в 9 часов, он поднимался на верхний этаж с оглушительной арией; он пел военные песни, каждый день новые, и сразу кончал, когда доходил до последней ступени. Так начинался каждый рабочий день в ФИАНе. Ему запрещали петь, его уговаривали петь хоть неСофья Петровна сразу узаконила его выступления:

— Человек потерял глаз; другой бы

дец! Радоваться за него надо!

ким голосом, что ей впору было командовать эскадроном. Один раз, утром, я проходила мимо нее и вдруг услы-

— Парийская, подите сейчас же ко

— А то, что у вас трое детей!!! Не рассуждайте! Один нос торчит. Грохочет тут своими сапожищами — гля-

40