Техника - молодёжи 1989-09, страница 58

миков. На склоне холма паслось стадо хэрило. Посреди стоявших неровным кругом домиков с легкими стенами и светлыми крылечками высились пять огромных деревьев. Возле этих деревьев и опустились путешественники, и навстречу им, застенчиво улыбаясь, вышли жители деревни, фииа.

Эти фииа лишь с трудом объяснялись на «общем языке» и, похоже было, вообще не привыкли пользоваться звуковой речью. И однако у путешественников, когда они вошли в один из этих полных воздуха домиков, когда стали есть из отполированной деревянной посуды, когда нашли убежище от одиночества и враждебных стихий в доброжелательности и гостеприимстве фииа, появилось чувство, что они вернулись к себе домой. Странный маленький народец, ненавязчивый, добросердечный, держащийся поодаль,— таковы были Полу-Люди, как называл своих соплеменников Кьо. Однако сам Кьо уже был другим. В свежей одежде, которую фииа ему дали, он выглядел точно таким же, как они, и жестикулировал и двигался тоже, как они, и все равно, оказавшись в группе соплеменников, он резко в ней выделялся. Может, потому, что пришлый был не в состоянии разговаривать с ними без слов? Или потому, что дружба с Роканноном изменила его и он стал иным, чем прежде, более одиноким, более печальным, целым, а не получеловеком?

Фииа рассказали путникам об этих местах. За огромным горным хребтом на запад от долины начиналась пустыня; продвигаться на юг путешественникам следовало по долине, к востоку от гор, и в конце концов им предстояло достигнуть места, где западный хребет поворачивает на восток.

— Найдем мы там перевал? — спросил у фииа Могиен.

— Конечно, конечно,— ответили, улыбаясь, маленькие человечки.

— А что за перевалом, вы знаете?

— Перевал очень высоко, на нем очень холодно,— вежливо сказал фииа.

Путешественники, чтобы отдохнуть, провели в деревне две ночи, а когда отправились дальше, вьюки были до отказа набиты вяленым мясом и сухарями — их снабдили тем и другим фииа, ибо делать подарки доставляло фииа радость.

После двух дней полета путешественники достигли еще одной деревни маленьких человечков, и здесь их тоже приняли как долгожданных гостей. Фииа, мужчины и женщины, вышли встретить их и приветствовали Роканнона, который первым слез с коня, возгласами:

— Привет тебе, о Скиталец!

Роканнон был ошеломлен: да, он путешествует, так что прозвище это очень к нему подходит, но ведь впервые так назвал его Кьо!

Позднее, после еще одного перелета, занявшего долгий спокойный день, Роканнон спросил у Кьо:

— Когда ты жил дома, Кьо, неужели у тебя не было своего собственного имени?

— Меня называли «пастух», или «младший брат», или «бегун». Я хорошо бегал наперегонки.

— Но ведь это всего лишь прозвища, описания — 'как Скиталец или шустрые. Прозвища вы, фииа, даете удивительно меткие. Приветствуя незнакомца, вы обязательно как-нибудь его назовете — Повелитель Звезд, Меченосец, Золотоволосая, Словоед — я думаю, ангья свою привычку давать прозвища переняли у вас. Но это не имена, имен у вас нет,

— Повелитель Звезд, много путешествовавший, пепель-новолосый, сапфироносец,— сказал, улыбаясь, Кьо.— А что такое имя, если это не имена?

— Пепельноволосый? Неужели я поседел?.. Что такое имя, я точно не знаю. Имя, которое мне дали, когда я родился, было Гаверал Роканнон. Произнося это имя, я ничего не описываю, я просто называю себя. И когда я вижу, например, новое для меня дерево, я спрашиваю у тебя.

Яхана или Могиена, как оно назывется. И успокаиваюсь, только когда узнаю.

— Но ведь дерево — это дерево, как я фииа, как ты... кто?

— Между любыми двумя похожими предметами есть различия, Кьо! В каждой деревне я спрашиваю, как называются вон те западные горы, хребет, в тени которого проходит вся жизнь местных фииа, от рождения и до смерти, а фииа мне отвечают: «Это горы. Скиталец».

— Так ведь это и в самом деле горы,— отозвался Кьо.

— Но есть ведь и другие горы, хребет пониже, на востоке! Как вы отличаете один хребет от другого, одного своего соплеменника от другого, если не называете их по-раз-ному?

Обхватив руками колени, Кьо сидел и смотрел на пылающие в лучах заката вершины. Через некоторое время Роканнон понял, что ответа не дождется.

Теплый сезон становился все теплее, все теплее становились ветры, все длиннее — и без того долгие дни. Поклажи на крылатых конях было навьючено вдвое больше обычного, поэтому летели они теперь медленнее, и путешественники часто останавливались на день-два, чтобы поохотиться самим и дать поохотиться коням; наконец стало видно, что западный хребет заворачивает впереди на восток, преграждая путь и соединяясь левее с восточным хребтом, отделяющим долину от морского берега. Зеленая растительность долины, поднявшись примерно на четверть высоты огромных холмов, останавливалась. Много выше лежали зелеными и коричнево-зелеными пятнами горные луга; еще выше царил серый цвет камней и осыпей; и наконец, на полпути к небу, сверкали белизной вершины.

Уже высоко, среди холмов, оказалась еще одна деревушка фииа. Развеивая синий дым из труб между длинных теней долгого вечера, холодный ветер загонял его сквозь щели в легких крышах обратно в дома. Как всегда у фииа, путешественников приняли весело и приветливо, у горящего очага предложили им в деревянных чашах воду, вареное мясо и зелень, а пропыленную одежду стали чистить, между тем как крошечные, но быстрые как ртуть дети кормили и поглаживали их крылатых коней.

После ужина для них стали танцевать без музыки четверо девушек; девушки двигались и ступали так легко и быстро, что казались бестелесными, казались игрой света и тьмы в отблесках пламени. С довольной улыбкой Роканнон повернулся к Кьо, который, как всегда, сидел с ним рядом. Фииа посмотрел серьезно ему в глаза и сказал:

— Я здесь останусь.

Подавив чуть было не вырвавшийся у него крик изумления, Роканнон снова стал смотреть на танцующих девушек, на меняющийся, невещественный рисунок, который непрерывно ткали, двигаясь, освещенные пламенем фигуры. Из безмолвия и из ощущения, что в разуме твоем и твоих чувствах поселилось что-то чужое, возникала музыка. Отсветы на деревянных стенах качались, падали, меняли форму.

— Было предсказано, что Скиталец будет выбирать себе товарищей. На какое-то время.

Роканнон не понял, кто произнес это: он, Кьо или его, Роканнона, память. Слова эти появились одновременно и в его сознании, и в сознании Кьо. Девушки резко отдалились одна от другой, тени их взбежали по стенам, у одной из девушек сверкнули, качнувшись, распущенные волосы. Танец без музыки кончился, девушки без имен (если только не считать именем чередованья света и тени) замерли. Так пришел к завершению, оставив после себя тишину, рисунок, в котором двигались какое-то время сознание Роканнона и сознание Кьо.

СОкончание следует)

57