Техника - молодёжи 1989-11, страница 17

I Урок осторожности

X

х -

— №орь ЛАЛАЯНЦ,

J научный сотрудник

3"

>ч

(О Я А так, отношение ученых к I проблеме холодного ядерно-

| го синтеза (ХЯС), пожалуй, J определилось окончательно.

Авторитетнейший международный ^ научный журнал «Нейчер» от 6 ц> июля вышел с крупной надписью на обложке: «Отсутствие свидетельств о нейтронах холодного термояда». U Таков вывод опубликованной в номере огромной статьи американского физика М. Гэя и его коллег «Верхние пределы испускания нейтронов и гамма-лучей при холодном синтезе». Она подводит итоги работы самой крупной объединенной «проверочной группы» ученых из Йельского университета и Брукхейвенской национальной лаборатории, которую возглавлял Гэй и о которой упоминалось в августовском номере «ТМ». Опыты проводились в тех же электрохимических системах, с которыми работали группы и Понса—Флейш-мана, и Джонса — их главного соперника, а ныне скорее собрата по несчастью.

В статье указано, что самые тщательные эксперименты с чувствительнейшей аппаратурой не дали четких и однозначных признаков наличия ядерного синтеза. Далее сам главный редактор «Нейчер» Дж. Мэддокс в статье, прямо названной «Конец холодного термояда», размышляет об уроках этой четырехмесячной эпопеи.

Почему же обе конкурирующие группы столь поспешно обнародовали явно сырые, плохо проверенные, как теперь стало очевидно, результаты? Почему так быстро присоединились к ним и многие другие группы исследователей в самых разных странах? Попробуем разобраться.

В ходе жарких весенне летних дискуссий вокруг идеи ХЯС постепенно вспомнили, что она имеет богатую историю. Идея зародилась чуть ли не с того момента, как физики узнали о ядерном синтезе вообще, и потом время от времени упорно «всплывала» то здесь, то

там. Некоторые эпизоды этой истории уже рассказаны в предыдущих статьях («ТМ» № 7 и № 8 за 1989 год), но их гораздо больше.

В майском номере «Химии и жизни» за этот год напечатан отрывок из мемуаров так называемого «невозвращенца» 30-х годов, выдающегося физика Георгия Гамова. Там он рассказывает о предложении, сделанном ему в 1932 году Бухариным. Николай Иванович, занимавший тогда пост председателя Научно-технического совета ВСНХ, попал однажды на лекцию Гамова в Академии наук о реакциях ядерного синтеза как источнике энергии звезд. Некоторые гипотезы, изложенные молодым физиком на уровне представлений того време ни, заинтересовали Бухарина. Он предложил Гамову начать опыты по получению энергии за счет пропускания электрического тока через толстую медную проволоку с вкраплениями гидрида лития. Для этих опытов он обещал, что раз в неделю на несколько минут будут подавать полную мощность всех электростанций Московского промышленного района. Однако научной прозорливости Гамова уже тогда хватило, чтобы отказаться.

В 1933—1934 годах холодный синтез пытался провести шведский инженер Тандберг, используя тяжелую воду, которую получал от Н. Бора. Он даже сообщил, что регистрировал при этом нейтроны (с помощью фотопластинок)... Дело кончилось ничем.

В 1951 году тогдашний президент Аргентины X. Перон объявил на весь мир, что пригретый им немецкий физик-ядерщик Р. Рихтер достиг «контролируемого высвобождения атомной энергии», причем не из урана или плутония, а за счет «дешевых местных ресурсов». Вскоре, правда, вскрылись научные и околонаучные махинации Рихтера, так что его даже арестовали.

Невзирая на предыдущие провалы, в 1956 году известный американский ученый Л. Альварес, будущий лауреат Нобелевской премии, заявил о проведении «низкотемпературной реакции термоядерного

синтеза», правда, слабой, неспособной дать полезной энергии.

Еще через два года своей репутацией рискнул англичанин Дж. Кокрофт, к тому времени уже нобе левский лауреат. «Я на 90% уве рен, что моя установка ЗЕТА дала управляемую термоядерную реакцию»,— заявил он. В тот день лондонская газета «Дэйли меда вышла с аршинным заголовком: «Могучая ЗЕТА! Неисчерпаемое топливо на миллионы лет'» Но, видимо, не зря осторожный физик оставил себе 10% на неудачу...

Ну а о том, что идеи электрохимиков Флейшмана и Понса о ХЯС могут восходить вообще к 20 м годам, к опытам немецкого физика Ф. Панета (которые, правда, он вскоре признал ошибочными), мы уже писали.

Флейшмана коллеги всегда называли «энтузиастом идей». В Англию его привезли родители, бежавшие из Чехословакии после ее захвата в 1938 г. Работая в 50-е годы в Даремском университете, он сблизился с Панетом, который эмигрировал из фашистской Германии.

Что касается Понса, то его энергия и предприимчивость ярко проявились в самой его биографии. Он начал с того, что за несколько месяцев до защиты дипломной работы по химии в Чикагском университете бросил науку: «в то время дипломированному химику платили три с половиной тысячи в год, а мне отец предложил в семейном бизнесе двадцать». Он занялся текстильным производством, где как раз пригодились его химические познания. Но прошло несколько лет, и в фешенебельном Палм-биче Понс стал директором ресторана, также принадлежавшего его семье. Однако и тут он не осел прочно: через восемь лет снова занялся наукой — ведь к тому времени американские ученые стали зарабатывать не меньше менеджеров. И хотя ни в Чикагский, ни в другой университет США вернуться ему не удалось, Понса это не смутило — вскоре он оказался в Англии в Са-утгемптоне, учеником Флейшмана.

Молодой электрохимик быстро наверстал упущенное, «на коне»

15