Техника - молодёжи 1990-07, страница 55

ресс в изучении Луны зависит исключительно от величины телескопов. При Людовике XIV во Франции предлагалось даже построить «трубу длиною 10 ООО футов для рассматривания существующих на Луне животных». В том, что таковые имеются, мало кто сомневался. Так, А. Рейта в 1645 году сообщил. что лунные животные, люди и растения в 43 раза меньше, чем на Земле. Фабриций уверял, что ему удалось собственными глазами видеть селенитов. Известный астроном П. Гассенди считал, что условия на Луне непригодны для земной жизни,— следовательно, существа, живущие там, организованы иначе, чем нам привычные.

10 апреля 1726 года в Утрехтском университете (Нидерланды) В. Арнт-цен успешно защитил «Астрономико-физическую диссертацию об обитаемости Луны». Он цитировал не менее 74 авторов, большинство из которых либо сами осуществляли оригинальные наблюдения лунной поверхности, либо использовали такие наблюдения как основу своих взглядов. Вся эта новая для того времени информация привела Арнтцена к такому выводу: «Луна может заслуженно быть названа другой Землей, и на ней могут быть обнаружены все атрибуты, свойства и качества, которые могут сделать возможным существование животных на Луне». Отметим, что спустя 14 лет другой соискатель, Э. Энгман, в университете Уппса-лы не менее успешно защитил... «Астро-номико-физическую диссертацию о необитаемости Луны»!

Впрочем, на протяжении всего XVIII века взгляды Энгмана были скорее исключением, чем правилом. Шведский философ Э. Сведенборг опубликовал в 1758 году книгу, в которой описывал встречи своей души с обитателями Луны, сообщив о последних забавные подробности. Например, чем меньше селенит ростом, тем, оказывается, громче его голос. Выдающийся астроном В. Гершель писал в 1780 году королевскому звездочету Н. Маскелайну: «Несомненно, что на Луне жизнь должна существовать в той или иной форме... Что касается меня, то, если бы мне пришлось выбирать, жить ли на Земле или на Луне, я, не колеблясь ни одной минуты, выбрал бы Луну». Неутомимый наблюдатель планет И. Шрётер из Ли-лиенталя много времени и сил отдал зарисовке деталей лунной поверхности. В своих работах, относящихся к концу XVIII века, исследователь сообщил о наблюдениях дорог, зеленого поля, канала и даже города на Луне. Описал изменения цвета, связанные, как ему казалось, с растительностью, появление облаков, тумана, а также дыма, свидетельствующего о промышленной деятельности селенитов...

Но наиболее значительных успехов в раскрытии тайн лунной жизни достиг профессор астрономии Мюнхенского университета Ф. П. фон Груйтуйзен. В первой четверти XIX века он опубли ковал ряд статей, в которых объявлял

оЙ"открытии на Луне дорог и крепостей. Две светлые полосы, тянущиеся от двой ного кратера Мессье. были, по его мнению, транспортными магистралями; однажды он даже различил там какое-то движение. А самая известная его находка открытый 12 июля 1822 года «город», расположенный близ кратера Шрётер (любопытное совпадение!). Образование напоминает фрагмент паучьей сети: низкие прямые валы, расходящиеся под углами 45°, соединены попарно симметричной решеткой из поперечных валов. На одном из концов сети расположено нечто, напомнившее наблюдателю цитадель. «Город» простирается приблизительно на 37 км, но заметен он лишь при очень низком положении Солнца (над лунным горизонтом). Известный популяризатор науки В. Бельше в очерке «Беседы о Луне» (Бельше В. Гибель мира, М., 1912) так прокомментировал эту находку: «Открытие... вызвало большую сенсацию. Даже в чисто литературных произведениях того времени можно найти описание этой сети и рассказы о том возбуждении, которое вызвало это открытие в умах, богатых воображением. Думали, что теперь найдены следы лунных обитателей и что это были огромные чрезвычайно искусные крепостные укрепления либо же исполинские, математически правильные письмена, посредством которых жители Луны хотели обратить на себя наше внимание... При благоприятном положении солнечных лучей можно так ясно и легко видеть эти укрепления. Я сам их часто видел. Это явление непременно очаровывает каждого наблюдателя Луны, потому что подобного зрелища не встречается больше нигде... На громадном пространстве горные хребты пересекают друг друга, образуя правильный рисунок, нечто вроде решетки или паутины, чего не наблюдается ни на Земле, ни на Луне».

По-видимому, именно Ф. П. фон Груйтуйзен (в память о нем, кстати, назван один из лунных кратеров) впервые поставил и попытался решить сложнейший вопрос о критериях искусственности при поиске следов разумных обитателей космоса. До сих пор вокруг этой проблемы идут жаркие споры. Широкое распространение получила точка зрения советского астрофизика И. С. Шкловского: проявлением деятельности разума можно считать лишь феномен, который не удается объяснить естественными причинами (принцип презумпции естественности). Однако тот же самый критерий был не только сформулирован, но и применялся на практике свыше полутора веков назад! В работе «О следах органической жизни на поверхности Луны» Ф. П. фон Груйтуйзен писал: «Критерием является невозможность вывести... явления из законов, которым подчиняется неорганическая природа. Только эта невозможность дает уверенность, что данные явления вызваны органической жизнью» К сожалению, мюнхенский

профессор был уверен, что «все неорга-ническо-физические причины и законы их известны». Такая убежденность в исчерпывающем знании, конечно, неправомерна. Она-то и привела ученого к ошибке: «Из сущности рассмотренных фактов я выношу решительную уверенность в том, что на лунной поверхности существует органическая жизнь».

Кроме подозрительных деталей рельефа, Ф. П. фон Груйтуйзен обратил внимание на потемнение лунных морей по мере подъема Солнца. Сегодня мы знаем, что явление это кажущееся: моря «темнеют» только относительно более светлых горных областей, на самом деле становясь ярче. Однако фотометрии еще не существовало, а эксперименты профессора над фармацевтическими препаратами привели его к такой мысли: «В природе нет вещества, которое, изменившись под влиянием солнечных лучей, в темноте возвращалось бы к первоначальному состоянию». И последовал ошибочный вывод о лунной растительности, темнеющей под действием Солнца и светлеющей ночью.

Верил в селенитов и крупнейший математик начала XIX века К. Ф. Гаусс. Он даже предложил способ переговоров с лунными жителями: создать где-нибудь на большой равнине гигантские чертежи геометрических фигур, высаживая вдоль линий лесные полосы или расставив вдоль них зеркала. Рисунки долженствовали убедить наших братьев по разуму, что они в Солнечной системе не одиноки...

Разумеется, по мере накопления астрономических данных, свидетельствующих о крайне суровых условиях Луны (отсутствие атмосферы и воды, громадные перепады температур), тезис о ее безжизненности завоевывал все больше сторонников. Назовем хотя бы известного селенолога В. Бера, составившего совместно с И. Г. Медлером в 1830-х годах подробную карту ее поверхности. Но оставались и горячие приверженцы противоположной точки зрения. Например, молодой еще К. Фламмарион, будущий основатель Французского Астрономического общества, писал о Луне в 1861 году: «Она или обитаема, или была обитаема, или будет обитаема». Позже он объяснял сезонные изменения окраски цирка Платон за счет растительности, а наиболее вероятным ареалом расселения селенитов считал обратную сторону Луны. В 1885 году Э. Л. Трувело заметил в телескоп ряд круглых стен, как бы построенных разумными существами, и описал гигантский «виадук», расположенный у восточной окраины кратера Ретикус. Искусственной считалась и «Прямая стена» в Море Облаков.

Вера в селенитов частично опиралась и на религию. Крупный физик середины прошлого столетия Д. Брустер считал абсурдным думать, что Луна создана Богом лишь для освещения Земли — в этом случае, говорил он, она «имела

52