Техника - молодёжи 1990-09, страница 14

очень пластичны, подвижны Иногда они явно тяготеют к музыке, да и развиваются скорее по ее законам. В статичном рисунке их можно лишь обозначить. Понятия «реального» и «сверхреального» тут попросту теряют смысл, но, если угодно, и музыка и математика «сверхреальны».

— Видимо, закономерности современной математики оказываются мощным деформирующим фактором, разрушающим привычное человеческое мышление. Они заставляют разум все чаще выходить из границ обыденности и, кажется, способны «расплавить» любые аксиомы. Значит, следующий шаг — это признание интуитивных методов научного поиска, опора на них, а не на строгую логику рассудка?

— В какой-то степени это так, поскольку реакция человеческого сознания на неопределенные факторы значительно возрастает, когда рушатся привычные стереотипы мышления — а я убежденный противник стереотипов в науке. То же самое происходит, правда, в иной форме, когда искусство вторгается в научное творчество. Исследователь, который уже вышел за рамки устоявшихся понятий и профессиональных символов и столкнулся с новой, никому, кроме него, не известной реальностью, вынужден творить свой особый язык для ее описания. В искусстве выразить это «новое» иногда легче, чем в науке... Конечно, язык искусства не менее труден для усвоения, но он более распространен: ведь им пользуются самые разные люди. Потому есть дополнительный шанс быть понятым, услышанным.

— Значит, для вас математическое или художественное творчество — это и способ общения с окружающим миром культуры, с коллегами? Это человеческая, а не только профессиональная потребность?

— «Чистого» творчества, на мой взгляд, быть не может. И жизнь человека, конечно, не сводима к математике, как, впрочем, и к искусству, и к любому виду работы. Тема любого настоящего творчества — это жизнь мысли, познание Истины. Иногда не сразу понимаешь, как лучше выразить ускользающую мысль: тут и слово, и формула, и художественный образ...

— А какие еще области гуманитарного творчества вас влекут?

— Очень ценю фотографию, хотя сам ею не занимаюсь. Считаю ее настоящим искусством. Кстати, ее появление существенно изменило отношение современного человека к живописи и графике, например, сделало его более требовательным.

— Могли бы вы напоследок, без комментариев, просто перечислить имена ваших любимых художников, композиторов, ученых, поэтов.

— Отношусь с бесконечным уважением к великим ученым-энциклопедистам эпохи Возрождения, в частности, к Леонардо, Кеплеру, Копернику, а после них — к Ньютону, Лобачевскому. Среди художников ценю того же Леонардо, Босха, Гойю. Дали, Чюрлёниса. Из

композиторов готов назвать Вагнера, Мусоргского, Антона Брукнера, а из наших современников — Жана Мишеля Жарра. Кстати, эти имена часто фигурируют в программах нашего студенческого музыкального клуба «Топаз», в МГУ. Поэзию, к сожалению, знаю плохо...

Я вновь обвожу глазами стены кабинета. На них рисунки, созданные по мотивам фантастических гравюр Дюрера, Питера Брейгеля, древних восточных мифов и легенд. Бросается в глаза на одном из рисунков крошечный кораблик, подплывающий к берегу, на котором возвышается исполинская статуя Будды Бедный маленький человечек зажат в каменных руках.

Что это? Метафора неуловимой вечности или протест против отрицания Востоком нашего «наивного гуманизма»? А вот несколько «математических фигур» — соленоиды, узлы со сложной топологией... На соседнем рисунке вселенский ураган треплет и несет по воздуху за горизонт книги: метафора понятна. Но неужели природа и время не замечают человека и его культуры? Неужели жизнь — только случайность, подобная искре метеора? Вопросы, вечные вопросы... Вместе с нами математик и художник Анатолий Фоменко ищет на них ответы

За последние годы в его изобразительном творчестве появились новые мотивы. Вновь, как и в юности, он начал прибегать к техни

ке живописи, активно вводить в свои композиции цвет. Но основные принципы художественного творчества Фоменко остались неизменными: парадоксальность и острота смысловых решений, эмоциональная экспрессия с нескрываемым трагическим подтекстом. Стоит отметить и насыщенность его работ информацией — в равной мере чувственной и интеллектуальной. Он создает рисунки-размышления, рисунки-диагнозы, словно пытаясь предупредить слабого человека, предостеречь его от слишком явных опасностей. Свидетельством тому — серия цветных рисунков ученого, публикуемых в данном номере.

«Фантазия, лишенная разума,

12