Техника - молодёжи 1993-07, страница 43

ражает: он-то вполне это осознает, а вот противники не отдают себе отчета в том, как много черт человеческой психики получено в наследство от животных предков — причем глубинных и высоко нами ценимых черт.

По мнению Лоренца, человечество попало в трагическую ситуацию. У любого животного органы нападения уравновешены врожденными механизмами торможения. Волк способен легко убить соперника в схватке, заго на него безотказно влияют умиротворяющие действия. Заяц лишен волчьих клыков — отсутствуют у него и механизмы торможения агрессии. У человека же равновесие нарушено искусственно изготовленными орудиями. Лоренц сравнивает человека с зайцем, который вдруг приобрел волчьи зубы. Как животное, человек снабжен вполне достаточным арсеналом умиротворяющих реакций. Крики боли, страдальческое выражение лица, отвращение при виде крови или разбрызганных мозгов... Очень немногие способны убить другого, что называется, голыми руками. Но уже изобретение ручного рубила нарушило равновесие. Человек получил орудие, о котором его инстинктивная сфера не подозревала и которым он может поразить врага прежде, чем тот криками или другими действиями умиротворения успеет включить соответствующие механизмы. Эффект усилился многократно, когда появилась возможность убивать на расстоянии, даже не видя жертвы, — нажав кнопку или подписав список приговоренных.

Разумеется, что параллельно с развитием оружия естественный отбор формировал в человеческом обществе механизмы, блокирующие агрессивность. Они вмонтированы и в психику, и в культуру. Например, умиротворяющие действия капитуляции — снятие шлема, бросание наземь меча — и функционально, и внешне очень похожи на соответствующие действия животных. А совершенно новые, чисто человеческие средства обуздания агрессивности — сознательная мораль и чувство ответственности?

К несчастью, развитие инстинктов, тормозящих агрессивность, требует весьма длительного времени. Конструирование же оружия, как и любая деятельность, основанная на распространении знаний с помощью языка и письменности, прогрессирует исключительно быстро.

Очень важно, что именно в социальном поведении животных— в том числе и человека — инстинкты играют гораздо более существенную роль, чем, скажем, в добыче пропитания или строительстве жилища. Галки узнают из опыта и путем научения, какой пищей питаться, где ее искать, каких врагов остерегаться, где и из какого материала строить гнезда. И соответственно в городе, допустим, ведут себя совершенно иначе, чем в деревне. Но их взаимоотношения внутри стаи остаются совершенно одинаковыми. Такой консерватизм социального поведения, объясняющийся его насыщенностью инстинктивными действиями, усугубляет разрыв между врож

денным поведением человека и теми требованиями, которые ставит жизнь.

Другая причина того, что в человеческом обществе агрессивность вышла из-под контроля соответствующих механизмов торможения, также понятна. Ведь по форме этот инстинкт неизменен, по крайней мере сотни тысяч лет, со времен палеолита, когда человечество благодаря оружию, одежде и новой социальной организации избавилось от прежних опасностей — голода, холода, крупных хищников — и основным фактором отбора стала война за территорию между мелкими племенами. Агрессивность была нужна человеку, чтобы заставить его кидаться, забыв о себе, на защиту своего племени и своей семьи от «чужих». В «нормальных», мирных условиях современной цивилизации естественных возбудителей подобного поведения гораздо меньше, чем в те далекие времена. Но, как и всякому инстинкту, агрессивности свойственно явление понижения порога возбуждения, и она включается в ответ на все более и более слабые возбудители. Кроме того, возникает соответствующее состояние поиска, стремление найти «законный» объект для неудовлетворенной агрессивности. Так создается благодатная почва для войн и партийных распрей, на которой собирают обильную жатву многочисленные демагоги. Не обладая, разумеется, теоретическими познаниями по психологии поведения, они идеально владеют ее законами эмпирически — точно так же дрессировщики знают, как обращаться со зверем.

Согласно точке зрения многих социологов и психологов агрессивность современного человечества есть следствие его болезненного развития, что-то вроде патологического симптома. По мнению Лоренца, в подобных суждениях, сколь мрачными они ни кажутся, содержится недооценка опасности агрессивности. Именно то, что агрессивность — не реакция на определенные внешние условия, а спонтанный инстинкт, делает ее особенно угрожающей. Человечество не потому воинственно и агрессивно, что разделено на враждующие государства и партии; напротив, оно именно потому так организовано, что эта социальная структура порождает возбудители, стимулирующие социальную агрессивность.

Да, будущее может показаться безнадежным. Лоренц, однако, не придерживается подобного взгляда. Человечество не сегодня впервые столкнулось с обсуждаемыми опасностями. Если представить себе нашего недалекого предка, исключительно возбудимого и получившего вдруг возможность убить ближнего одним ударом ручного рубила, то покажется чудом, что люди живут на Земле до сих пор. Но человечество ухитрялось отыскивать средства для предотвращения разрушительного действия агрессивности. Успех прежде всего связан с тем самым свойством человека, которое дало ему возможность создать оружие,— с разумом, породившим сознательную мораль, чувство ответственности, понимание послед

ствий своих поступков. Проблема «анонимности» человеческого общества, в силу которой агрессивность должна блокироваться и по отношению к незнакомым лично, также не нова для природы. В «анонимных» обществах развиваются групповые сигналы — например, запах стаи Люди обладают и способностью идентифицировать себя с незнакомыми лично членами общества с помощью таких групповых сигналов, как абстрактные символы и идеалы.

Лоренц приводит впечатляющий пример исключительно важного инстинктивного действия, на котором видно, как функционируют рассмотренные выше факторы. Это действие защиты своей общественной группы, сопровождающееся субъективным переживанием «воодушевления». Оно возникает в ситуациях, которые человек рассматривает как угрозу своей семье, социальной группе или священным для него идеалам, и характеризуется соответствующей жестикуляцией и мимикой: выпячивание груди, поднятие плеч, легкое выворачивание рук локтями вперед, сжатие кулаков, поднятие головы, выпячивание подбородка, сжатие челюстей, нахмури-вание бровей... При этом по спине (и, как показывают детальные исследования, по верхней части рук) пробегает холодок. Человек чувствует себя как бы вырванным из повседневной жизни, он готов бросить все, чтобы выполнить свой священный долг. Критические способности ослабляются, все аргументы против действий, к которым зовет инстинкт, не только не кажутся разумными, но представляются низменными и бесчестными. Такому состоянию способствуют музыка, пение, громкие крики.

Полностью аналогичное поведение можно наблюдать у шимпанзе, когда кто-то угрожает его семье или социальной группе. Принимаемые позы — типичная «демонстрация», единственная задача которой — казаться больше и страшнее для врага. С той же целью несколько сгибаются и выворачиваются руки — чтобы обратить к противнику их наиболее волосатую часть и казаться больше. У человека такой жест не более чем рудимент. Наконец, «священный трепет» происходит оттого, что волосы на спине и плечах становятся дыбом для той же «демонстрации». У человека это тоже почти рудимент. Что же касается пения, то и шимпанзе в подобном состоянии издает ритмические звуки.

Из сказанного вовсе не следует, что «воодушевление» низменно или постыдно. Напротив, именно оно способствует многим благородным поступкам. А по ходу истории в число возбудителей такого состояния включилась и угроза весьма абстрактным идеалам: родине, вере...

И, наконец, сильнейшим духовным оружием человеческого общества является тот самый процесс переориентации агрессивных действий в объединяющие людей связи, который описан в предыдущем параграфе.

Заключение

Этология, как мне кажется, дает возможность с новой и очень важной точки

41