Техника - молодёжи 1997-09, страница 64

брезгливо отбросив его, начал было Никита, но Елизавета прервала его бахвальство:

— Имеется ли у вас черный ход?

— Он же и парадный, по совместительству.

— А ежели перелезть с балкона на балкон и спуститься другою лестницею?

— Толку нет, все подъезды выходят во двор, да и как мы с...

Георгий подбородком указал на тихо плакавшую Стану.

— Ну, честная братия, вижу, не миновать нам переведаться с ними, с каторжными! — скорее весело, чем испуганно сказал Никита и с лязгом вбросил клинок в ножны.

— Чем переведаться, соображаете?! Шампуром вашим, дамским пистолетиком — против пулеметов? Думать надо!

— Нет, Жорж, тут я не согласен. Не так уж мы, наверное, безоружны...

Сказав это, я перевернул труп Лоха и достал его ус решающую пушку; затем, обшарив карманы рухнувшего главаря, выудил у него мощный армейский парализатор. В другое время, в другом состоянии я бы ни за что не стал вот так ворочать покойников, — но сейчас благодетельное отупение снизошло на меня, заодно почти избавив от ужаса перед близкои смертью. Будто вне реального мира, во сне наяву происходило все это, двигались руки, говорили губы...

— Лох! — вдруг сказали из-за входной двери. — Ты стрелял, что ли⁹ Эй, Череп, Лох!

И кратко, но убедительно стукнули кулаком.

Никита с ягуарьей бесшумностью подкрался к двери, глянул в глазок, затем вернулся к нам и быстрым шепотом сообщил:

— Трое, автоматы наперевес.

И столь же тихо — мне:

— Сударь, благоволите открыть и сразу стать в угол. Сие — вам...

С этими словами Никита вручил мне свой газовый пистолет, сущую игрушку в сравнении с карманным газометом Черепа.

«Костька, блин, ты чего⁹» — нас аивали пришедшие. Раздалось нехорошее шарканье, предвещавшее штурм.

— Сейчас открою! — крикнул Георгий — Иду!..

Все так же душою не веря в происходящее, но уже испытав сжатие сердца, я нарочно повозился, отпирая замок. Тем временем Никита с Георгием, широко расставив ноги, заняли позицию напротив двери, и каждый целился перед собою, держа на уровне переносицы двумя руками — мои сын парализатор, а Никита «кольт». Гость был спокоен, точно в тире, бледный растерянный Жоржик тщетно пытался ему подражать Разным было и поведение наших дам: Елизавета сидела, подавшись вперед и следя за нами с жадным любопытством; Стана грызла край пледа, чтобы сдержать истерику.

Наконец, внутренне воззвав к Ней, Защитнице, я распахнул дверь и метнулся в угол, под прикрытие зтены. В тот же миг наши открыли огонь; в грохоте револьверной стрельбы потерялся хлопок парализатора, но я вторично за сутки почувствовал дурманную сладость... Мне не пришлось пускать в ход свой пистолет. На лестничной площадке словно тяжелые мешки повалились, кто-то уду шенно захрипел, и все стихло.

Никита вышел, жестом велев нам пока не двигаться: я понял, что он за дверью осматривает пораженных. Ну и опыт же был у этого верзилы — не иначе, как обмяло его в одной из региональных войн, а то и в более крутых переделках! Еще и еще раз бахнул «кольт». Пристреливает, — ужаснувшись, понял я. На этажах скрежетали замки, лязгали дверные цепи — даже и не думая выглянуть, народ запирался покрепче. Бумм... У кого-то был стальной надверный щит, опускаемый в случае нападения.

— Полагаю оспода, что в их машине остался только водитель

— Ежели не глухой, так поехал за подкреплением.

— Что ж, лишняя причина поторопиться!..

С содроганием перешагивая через раскинутые тела, мы с Георгием несли зажмурившуюся Стану. Елизавета столь беспечно поднимала кружевной подол, переходя кровавые лужи, словно перед нею были следы обычного дождя. На запястье одного из убитых, седого смуглого крепыша, увидел я татуировку: «Герат. 1978 г.». Никита преспокойно собрал ав оматы...

Во дворе и вправду не было уже других машин, кроме огромного «хорьха», лишь у подъездов ютились жалкие веломобили жильцов. Надо было спешить. Мне показалось что Никита очень долго заводит двигатель; наконец, мы сорвались с места. Подобно герою бо евика, водитель наш лихо развернулся на земляном холме посреди двора, некогда клумбе; хрустнули сухие остатки домового огорода... Машина торпедою вылетела на улицу.

Дом Георгия стоял на Бессарабке, на самой горе. Мимо гигантского рынка, который мои родители называли «крытым», а я в детстве обожал, поскольку на его воротах красовались чугунные бараньи и бычьи головы, — мимо этого здания, ныне отобранного под концессионную биржу, мы свернули на Бассейную, затем вдоль давно заржавевших трамвайных рельсов устремились к вокзалу.

Скоро я понял, на что рассчитывает Никита. Привокзальная зона относилась к категории «А» межрегионального контроля, лучше охранялись только ракеты. Улицы кругом были перегорожены, наших

возможных преследователей отсюда точно завернули бы, но какие-то особые Никитины документы убедили солдат на КПП, и мы проехали по Саксаганского.

Однако на перекрестке наш бег был придержан, и уже не постовыми. По коридору из многорядной колючей проволоки к вокзалу колонной двигались чудовищные четырех- и пятиосные грузовики. Ехали сахар и натуральная древесина, редкие металлы и подсол нечное масло, — чтобы исчезнуть в гладких, безоконных стальных поездах и со скоростью двухсот километров унестись на Запад. Дорога от Киева была перестроена для суперэкспрессов, к ней на полсотни шагов не мог приблизиться ни один местный житель — под наблюдением бессонных вертолетчиков, под объективами специальных спутников утекало наше богатство. Чем за него расплачивались, можно было увидеть в квартале отсюда, где у выезда на площадь Национального Возрождения круглосуточная очередь медленно вливалась в освещенные двери бесплатной столо вой...

Наверное, мы взяли хорошую фору — центр миновали без происшествий. Лишь на Петровской аллее выскакивали из шала-шеи в кустах жуткие оборванные личности, бежали за машиной пара железок отскочила от бампера... Это явно не был размах наших возможных преследователей.

У моста метро «свои» полицеиские бойко откозыряли при виде волшебного Никитиного пропуска. С чувством расставания оглянулся я на златоглавую, венчавшую горы звонницу Печерскои Лавры. Слава Богу, пока не ободрали купол — оворят, отчаянные монахи забрались наверх и пригрозили спрыгнуть... Прощай, милая моя утешительница! Ты смотришь мне в глаза, ты отвернулась от стальной меченоснои бабищи, оседлавшей соседнюю гору. Два года назад поехал под ее несуразным весом холм; несколько улиц отселили, и теперь все ниже склоняется «Уродина-мать» над пустыми домами и усадьбами, а у города не хватает средств чтобы выпрямить статую или вовсе убрать... Я тоскую о мирных сытых годах, когда ее возводили, — но безобразное всегда безобразно.

На середине моста дала знать себя погоня. Падая наискось, к нам близился вертолет. «Гони!» — закричал Георгий, и Никита погнал, заставив панически шарахнуться пару встречных велорикш. Вертолет вдруг задрал хвост и описал крутую дугу. За нашими спинами словно отбойный молоток простучал, и я, оглянувшись, увидел на асфальте ряд дымящихся пробоин. Хорошо хоть, что не «Черная акула». Полицейские не в лад ударили одиночными; они уже наверняка вызвали подкрепление, но до его прибытия верто лет мог десять раз изрешетить нас. Георгий заботливо прижимал к себе голову Станы и просил ее «не открывать глазки». Никита же, опять проявив немалую воинскую сноровку, бросал «хорьх» вправо, влево; лихачил, то едва не обдирая машину о бетонные опоры рельсового пути, то проскакивая вплотную к перилам моста, и все увеличивал скорость. Пуля даром щелкнула по крыше. Рядом схватился за окровавленную голову рикша, умелец, приделавший к велосипедной раме закрытый салон для троих пассажиров; его громоздкий экипаж легко опрокинулся.

Я думал, что Никита осадит машину, увидев вскинутые навстречу автоматы замостных часовых, — но он лишь выбросил через окно серебристый жетон. Спешно козырнув, стрелки пропустили нас, а затем бросились под защитный колпак.

Вертолет почему-то отстал, — возможно подбитый, — зато, ут-робно громыхая, над увитой виноградом стенкою явился поезд метро. Мы шутя догнали и обошли его: ходивший лишь в часы «пик» паралитик-состав с выбитыми стеклами тащился, разбухнув от народа, даже на крышах сидели и лежали.

За обочинои частили стволы красно-рыжих рощ уносились побуревшие газоны, теннисные корты, веранды нарядных белых домов. Концессионная зона отдыха... Какие-то счастливые люди неспешно ехали на конях, он и она, в цилиндрах, одетые как для конкура. И не глянули с высоты седел...

Обольянинов и тут рассчитал правильно. Вертолет над мостом не подбили: подальше облетев зенитные пулеметы, решил он зайти сбоку, через пути метро. Но уж эти места охранялись получше, чем наш злосчастный город! Не успела брюхатая стрекоза вновь повиснуть над нами, как неведомая сила сбрила у нее винт, и вертолет позорно грохнулся на шоссе. Быстро и точно, подумал я: компьютерный прицел, лазерное наведение. Не дадут себя в обиду и на дикарскои земле!

За лесом, за голубыми заливами, где, как встарь, сверкали чистотою заново просеянные пляжи, долго еще был виден нам столб копоти. ■

(Окончание следуе )

Еще с конца 70-х на страницах «ТМ» регулярно печатаются материалы выставки научно-фан астической живописи «Время — Пространство — Человек». На с. 55, 56, 59 и 60 приведены репродукции картин, сюжетно перекликающихся с публикуемым триллером: Жан-Луи Сенатус (Гаити). «Город». Сергей Панасенко. «Ночное воинство». Стевен Эйслер (США). «На страже инферно . Бет Эйвори (США). «Крылья тайны .

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 9 ' 9 7

62