Техника - молодёжи 1998-09, страница 44
КЛУБ Л Ю Б И Т Е Л ЕЙ ФАНТАСТИКИ ™ АЛТАРЬ УПРАВЛЕНИЯ =?...Она так боялась задеть разбитое колено — но даже оступиться не пришлось. Коснувшись ствола ли, ветки, легко возвращалась к нужному направлению. Поворот, еще поворот — словно автопилот вел ее вместо беспомощных глаз... Махнув с лианы на лиану, застрекотала ночная тварь: кто-то шарахнулся с дороги, исподлобья сверкнув зеленым, — она шла, почти взлетая от предвкушения чудесной встречи. Вот она! Точь-в-точь как под карантинным Городищем, среди малайского леса играла желто-красною гирляндой ступенчатая пирамида. Видимо, летчик посадил УФО, раздавив деревья, прямо поперек тропы. «А ведь сегодня вроде бы как двадцать пятое уже. Или двадцать шестое? Новый год на носу...» Алька шла вперед, пока не расступилась перед нею прозрачно-искристая стена; в шлюзе стоял, протягивая к ней руки, Марк. Будто бы давно уже они сказали друг другу все, что положено — обнялись Марк с Алиной и долго не разжимали рук. После всех своих мытарств найдя долгожданную опору, Алька прижалась к пахнущему цветочным лосьоном пилоту — и плакала, плакала... Наконец, разъединились. Марк повел ее вверх по ступеням: скругленные углы переходов, длинные матовые плафоны, утопленные в чуть вогнутых потолках — все здесь тешило взгляд, врачевало душу. — Ты чего хромаешь? — Да вот, ногу ударила... Они вошли в зал на третьем уровне. Алька сразу подобралась, помещение было не простое: одна стена идет полукругом, дуга шаровидных кресел против нее зеркально подобна выгибу, в фокусе — овальный стол. Ни обивки, ни украшений, все точно само выросло из массы УФО, напоминающей морскую воду. Бережно усадив ее, Марк провел рукою над Алькиным коленом, сложив ладонь и пальцы лодочкою; провел раз, другой... — Все, можешь идти на дискотеку. — Ты что, экстрасенс, что ли? — Экстрасенсов не бывает, это все внутренние силы самого пациента, надо их только разбудить. Учительская серьезность Марка, при его рекламной внешности, Альку немного смешила, Как и в первую встречу, невесть откуда взялся поднос, на сей раз не с хлебом и вином, а с кофейником горячего сладкого кофе и рассыпчатым печеньем. Совсем успокоившись, она с ногами забралась в кресло и начала рассказывать... Марк был хорошим слушателем, переживал честно, может быть, даже немного подчеркнуто... Выговорившись и снова чуть всплакнув, она сказала: — Послушай, у меня не укладывается в мозгах... Я должна ненавидеть тебя, твоих товарищей за то, что вы устроили в Сингапуре, по всей Земле... но почему-то не могу отделаться от мысли, что все это как-то оправдано! Ты можешь мне это объяснить? Прихлебнув из чашки, Марк лишь опустил ресницы; увидев ласково-насмешливые ямочки у его губ, Алька поняла, что выслушана по-доброму, но ответа не будет. Тогда вздохнув, она заговорила о другом: — Кажется, я должна была бы во всем соглашаться с Вуличем. Понимаешь? Я тоже за полную свободу, вплоть до ухода из жизни когда хочешь. Но мне противно, гадко, я его ненавижу... почему? — Скоро сама все поймешь, Алечка, потерпи немного... Недовольная, она резко отвернулась. В затылок стрельнул неожиданный вопрос: — Хочешь научиться управлять ковчегом? — Как-ким ковчегом? Как управлять?! Она даже сердиться забыла: все же летающие города были чем-то потусторонним, вне реальности. — Очень просто. Вот мы с тобой сейчас в главной ходовой мо- — Молельне? Алька ошеломленно заморгала, уставясь сперва на Марка, затем на странную вогнутую стену. — Да-да, ты угадала, это алтарь управления. Как видишь, никаких кнопок и циферблатов; надо только внимательно посмотреть туда... Она послушно глянула — и в самом угибе рассмотрела световую нить, натянутую от пола до потолка. — Теперь сядь вот здесь... так... и сосредоточься на этой линии — но не просто сосредоточься, а сделай это во имя того, во что ты веришь... ну, словно ты этим служишь Богу, или там — прогрессу человечества, или театру... в общем, тому, что ты считаешь самым важным в мире. Сможешь? Сидя в центральном кресле полукружья, перед столом, она сказала «Смогу» — и снова вспомнила о ребенке, которого везла китаянка на велосипеде. Во имя кого-то безгранично большого и любящего, кто стоял на защите всех детей, — желая приблизиться к этой воплощенной любви, словно шагнула Алька туда, в световую нить, и нить расширилась, стала полосой жемчужного света... растеклась в стороны, исчезла. Вместо иссиза-коричневой стены предстали перед актрисой небо и лес; пятерни пальмовых листьев трепетали над звездной рекою. — Другим это не давалось и через несколько дней, — сказал Марк, сидя рядом. — А ну-ка, попробуем взлететь!.. Она попросила того, чтобы он поднял ковчег — и вдруг почти неощутимо, лишь ступни налились весом, УФО пошел на взлет. Уплыли вниз вершины, вровень с Южным Крестом повисла ходовая молельня. Зажегся овальный стол, проступили в нем сектора света — красного, зеленого, фиолетового... — Куда ж мы полетим? Нетерпение глодало Альку, хотелось одного — ринуться к заливу и палящей вспышкою обратить в пепел врага... подлинного, ненавистного, хоть его мужской гипноз и заставлял ночами ворочаться без сна!.. — Еще не время, — сказал Марк. — Ты все правильно поняла, но спешить не следует. — Он сделал жест, будто ладонью прижимая что-то к полу. — Давай приземляться, я скажу, что делать дальше... С рассветом вернувшись в поселок, Алька сразу отыскала шалаш Гарика и будто бы от себя попросила о том, что велел на прощанье Марк... Вскоре Шнабель рьяно взялся задело. Был он изрядно труслив, но когда речь шла о том, чтобы попортить нервы начальству, — любому, — его не приходилось понукать... Английский Гарик знал отменно, когда-то собирался переселиться в Штаты; за завтраком расписывал волосатому южанину соблазны больших городов — вот бы сейчас закатиться в шикарный кабак с этакой «пусси-кэт»... а тут кисни в этой проклятой комариной дыре! Сквозь лотофаговую вялость у грузина-сицилийца проступала явная досада; он чистил банан так, точно сдирал кожу с недруга. Позже народный умелец катал в инвалидной коляске парализованную старуху, что-то страстно втолковывая двум ее великовозрастным дочерям. Даже показал, как укачивают грудного, — наверное, расписывал прелести семейной жизни. (Сам Шнабель был закоренело холост и очень страдал от этого.) Носители Света жили простой, размеренной жизнью, с утра до вечера занимаясь стряпней, заготовкой топлива, латанием одежды или своих убогих жилищ; рыжие кудерьки и сутулая спина Гарика мелькали повсюду, он усердно работал метлой, копал сточную канаву — и все говорил, говорил, пытаясь пробудить заторможенных... Алька очень боялась, что Вулич магическим путем узнает про ее ночной визит на УФО и в первый же вечер «освобождения» благословит умереть. Но миновало уже три дня, ничего подобного не случилось — и вдруг сам проповедник заявился в хижину, отданную актрисе. Истекала очередная банно-душная ночь. Юрий, в одних плавках, еще влажный после морского купания, без дальних слов скользнул к ней под бочок. Такой шелковисто-гладкий, с круглыми литыми мышцами, он вызывал бешеное желание и вместе с тем отталкивал, как никто из мужчин... Вулич обнял напрягшуюся Альку и зашептал ей в ухо щекотно-возбудительные речи. Хвалил редчайшие женские качества, которыми Алька-де его и пленила... нет, не на сцене в Городище, а намного раньше! «В твоей жизни ничто не случайно, запомни это! Поверь, ваши киевские дельцы не сами решили содержать «Вифлеем», господина Ланцмана больше интересовали свинарники... его очень попросили! И Борис Ва-силич взялся за эту постановку, можно сказать, по моему совету; и я же настоял, чтобы он ввел в «Апокалипсис» роль Богоматери — нарочно для тебя, моя скромница... Все, происходящее в малом, отзывается на целом Космосе: сыграв эту роль на сцене, ты подготовила себя к иной, великой, всемирной роли... А кошельки с долларами — думаешь, они так и валяются в аэропорту Шанги?!» Алька обмирала от ужаса, чувствуя, что столкнулась с нечеловеческой всезнающей силою; а проповедник знай шептал, множа вычурные похвалы. Вместе с ним, пастырем смелых и свободных, актриса должна избавить мир от богорабства, унижения перед Палачом... Она словно таяла, неспособная двинуться; мутилось в голове, и руки Вулича, ловко скользя по ее телу, не встречали сопротивления. Словно и не с нею все происходило: лишь отмечала, как расстегнули последнюю пуговицу, как сами собою слетели трусики... Была она уже бессильная, вполне покоренная; плоть его, твердая и острая, словно гарпун, хищно искала вход в нее, обещая обморочное блаженство. Дыша все чаще, Юрий вымолвил: «Роди мне сына... он будет истинным Спасителем!..» Только миг продолжалось вслед за тем ярчайшее, ошеломительное видение — но сколь много оно сказало Альке! Пилоны и колоннады, пышнее и больше египетских или римских, смыкались вокруг и х престола. Вулич в пурпурно-золотом одеянии и короне в виде свернувшегося змея восседал повыше, она — у ног его, нагая и осыпанная драгоценностями. Кованый венец давил Т Е X Н И К А - М О Л О ДЕЖИ 9 '9 8 ЕШ |
