Техника - молодёжи 1999-02, страница 21

другого министерства. Вертикальный, ракетный взлет и самолетная посадка всех ступеней? Резкий рост массы конструкции многоразовых ракетных блоков, и как следствие — снижение транспортной эффективности системы. Ракетные ступени, возвращаемые на парашюте или на ракетных же двигателях? Можно попробовать...

Получается связка из тяжелого носителя и этакого космического планера — впрочем, почему обязательно планера? Развитие парашютно-ракетных систем позволяло ставить вопрос несколько иначе, и первый вариант отечественного ответа на американский челнок выглядел следующим образом.

Достаточно традиционная схема, включающая двухступенчатый носитель с «пакетным» разделением ступеней, в верхней части которого размещался транспортный корабль.

Облик носителя в существующем виде определился тоже далеко не сразу, и «пакетная» его компоновка не случайна. Возглавивший в 1975 г. ведущую ракет-но-космическую фирму страны, получившую тогда же название НПО «Энергия», академик В.П.Глушко весьма благоволил к концепции универсальной системы из множества стандартных ракетных блоков, и сначала новая тяжелая ракета (а предполагалось ее использование также в лунной программе и для развертывания тяжелых орбитальных станций) напоминала, по словам известного нашим постоянным читателям В.П.Бурдакова, «связку карандашей».

Между тем, пятнадцатью годами раньше, в начале разработки легендарной Н1, такую схему исследовал Королев — и отказался от нее как от самой неэффективной по массе. С другой стороны, реализованный Сергеем Павловичем моноблочный вариант, во-первых, требовал сложных, долгих и дорогих наземных испытаний. Во-вторых, главное — он исключал перевозку готовых блоков с заводов в Москве, Днепропетровске и Куйбышеве на космодром; на Байконуре пришлось бы строить новый гигантский производственный комплекс. Для даль-некосмических программ это, может быть, было и приемлемо, но военных категорически не устраивало.

Победил компромисс, однако назвать его разумным можно с натяжкой: специальные автомобильные и воздушные средства для транспортировки гигантских моноблоков все равно были созданы, и связку все равно пришлось отрабатывать на вновь построенной экспериментальной базе (стенд-старт, на котором можно было прогнать все двигатели одновременно; вибростенд, на котором «трясли» ракету с кораблем в сборе), «съевшей» большую часть тех 13 миллиардов (советских!) рублей, в которые обошлась программа...

Вернемся, однако, к кораблю. Он должен был состоять из трех частей: носовой (конической), с кабиной экипажа и рулевыми двигателями, средней (цилиндрической), с объемистым грузовым отсеком, и кормовой, с двигателями довыведения, орбитального маневрирования и топливом для них. По фор

ме же все это напоминало, опять-таки, очень толстый круглый карандаш. Мыслилось, что в атмосферу аппарат будет входить вперед коническим носом, с некоторым углом атаки — этого достаточно, чтобы на тех скоростях получить определенное аэродинамическое качество, «скользящий» управляемый спуск. Посадка же предполагалась по пара-шютно-ракетной системе, на выдвижные опоры-амортизаторы.

Традиционное размещение полезной нагрузки вызывалось элементарным обстоятельством. Челнок был невозможен без водородных ракетных двигателей, но если американцы, отработав такие агрегаты на блоке «Центавр» и сверхтяжелом носителе «Сатурн», создали для «Шаттла» уникальные многоразовые установки, которые предполагалось спасать (в результате, как тогда справедливо писалось, американский челнок стал ракетопланом с гипертрофированными подвесным баком и стартовыми ускорителями), то мы... Словом, водородные ЖРД еще предстояло сделать, и об их повторном использовании речь не шла. А значит, ставятся они на ракетной ступени, и на компоновку комплекса в целом не влияют.

Предложенная схема имела колоссальное преимущество — отсутствовали крылья, большую часть времени бывшие паразитной массой. И недостаток — малую дальность бокового маневра при спуске.

Нужна же была большая, что диктовалось элементарным соображением: в отличие от американцев с их раскиданными по всему миру авиабазами (а аварийные полосы для «Шаттла» сооружены по всему миру, от острова Пасхи до Марокко), у нас была только территория СССР — много, но недостаточно. И только три полосы (на Байконуре, в Крыму и у озера Ханка на Дальнем Востоке)... Сесть же на них нужно было с любого витка!

Проблему пытались решить: корпус корабля стал в сечении треугольным, однако это были полумеры. Отдел, «завязывающий» общую компоновку, возглавлял упомянутый В.П.Бурдаков. Он обдумывал и свою любимую (см., например, «ТМ», №9 за 1990 г.) схему дископла-на, но его аэродинамическое качество (4 единицы) оказалось недостаточным.

В общем, схема однокилевой бесхво-стки с переменной стреловидностью передней кромки крыла напрашивалась, но решающим фактором стала не аэродинамика. Как раз здесь сказалось положение догоняющих: к этому времени облик американской системы после многократных изменений был, наконец, утвержден. И сработало классическое, увы, в нашей «оборонке» мнение: «американцы не глупее, делайте, как у них!»

ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ. Дальше... Во исполнение постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 февраля 1976 г. за N° 132-51 самый масштабный проект советской космонавтики был развернут и доведен до «промежуточного финиша»: 15 ноября 1988 г. многоразовая космическая система

«Буран» совершила первый полет. Казалось бы, следующие шаги ясны — испытания по «полному профилю», с экипажем, открытием грузового отсека, маневрированием, стыковкой, затем — совместная работа со станцией «Мир» (которую «Буран» и должен был по частям вернуть с орбиты) и более крупной «Мир-2». И одновременно — создание главных, военных, «полезных грузов», что тоже было предусмотрено специальным постановлением ЦК и Совмина (того же 1976-го) «Об исследовании возможности создания оружия для ведения боевых действий в космосе и из космоса» (см. мою статью в «ТМ» № 3 за 1998 г.). Но, увы, это был уже 1988 г., когда «перестройка» во всю крушила страну. Ее руководству было уже очень сильно не до того, а через три года и государства не стало.

Принято списывать несчастливую судьбу советского челнока именно на эти события, но только ли в них дело? Можно, как ни странно, назвать (правда, делать этого не буду, поскольку понятие «государственная тайна» для меня, в отличие от многих «акул пера» — не пустой звук) не одну военно-космическую программу, работа над которыми, несмотря ни на что, продолжается в России. Думается, есть еще несколько причин. Вопервых, «Шаттл» оказался далеко не так грозен, как предполагалось Так и не было реализовано изменение наклонения его орбиты путем «нырка» в атмосферу. Да, съем с орбиты неисправных спутников — не редкость, но только тех, которые создавались с учетом таких операций (что означает вполне конкретные требования к конструкции корпуса и механизмов, расположению двигателей ориентации и многому другому). Недостижимой для него оказалась заявленная продолжительность межполетного обслуживания, не говоря уж про «экономическую рентабельность»: вспоминать о ней применительно к «Шаттлу» ныне считается дурным тоном.

Во-вторых, за последние два десятилетия выявилась новая тенденция: стабилизация и даже снижение грузопотока «Земля-орбита», что связано с революционным совершенствованием приборного оборудования спутников. Сейчас, например, связной аппарат массой те же 1,5 т делает то, для чего в 1970-е предполагалось создать 20-тонного монстра!

Наконец, не все так просто оказалось с теми системами оружия, под отработку которых закладывались челноки первого поколения. Боевые лазеры и пучковые системы существуют, и не только в виде лабораторных образцов (см., например, материал С.Зигуненко в «ТМ», № 1 за 1998 г.), но им пока далеко до полноценного бортового оружия в стиле «Звездных войн» и «Вавилона-5». И сколько времени пройдет, прежде чем лучеметы займут место в боевых отсеках космических кораблей, сказать сегодня не проще, чем четверть века назад. Свою же психологическую роль — как средство запугивания советского руководства — они уже выполнили.

Окончание на с 25

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 2 ¹9 9

19