Техника - молодёжи 1999-07, страница 50

Он остановился в шести-семи шагах — довольно далеко. Я ждал. Он тоже.

Я смотрел ему в лицо. Похоже, он был несколько не в себе. По-моему, ему не нравился мой взгляд. Должно быть, глаза у меня оказались недостаточно бешеные. Впрочем, чепуха. По ним ничего нельзя было понять. Они слезились от набившегося песка. Эти кретины ничего не понимают. Они думают, что у быка глаза наливаются кровью от ярости Какая там ярость! Посмотрел бы я на ваши глаза, если бы в них залетел чуть не килограмм песка.

Глаза слезились. Я плохо видел противника. Так всегда. Это еще одно его преимущество. Они работают только на дешевых трюках.

Я смотрел, смотрел сквозь резь в глазах. Матадор, расшитый золотом, терялся, таял на фоне песка. Он блестел так же, как арена. Это был еще один нечестный прием. Они работают только на дешевых трюках.

Он взмахнул мулетой — точь-в-точь, как все это дерьмо. Топнул ногой. Позвал меня. Еще потряс мулетой.

Господи, эти кретины верят, что меня бесит алый — кровавый — цвет мулеты. Этим идиотам невдомек, что я вообще не различаю цветов. Но поди докажи им! Кровавый — и все тут! Серая, серая у него мулета... Очень мерзкая... Дергается, дергается, дергается — кажется, от этого дерганья сейчас вывернет...

Он подошел поближе. Теперь до него пять шагов. Его шагов. Он топает ногой. Черт, проклятый блеск! Проклятое солнце!

Я кинулся вперед. Этот гад уклонился.

Трибуны молчали Они еще не верили, что снова начинается обычная коррида.

Я рванулся назад. И — снова он увернулся.

И вот тут трибуны взорвались. Взорвались аплодисментами.

Этот гад стал раскланиваться. Можно подумать, было за что.

А все примитивно. Взятый с места разгон за пять шагов — человеческих шагов — не дает возможности изменить направление. Достаточно точно увидеть, куда бежит бык, и — увильнуть в сторону. Вот и все. Все примитивно. Эти сволочи работают только на дешевых трюках.

Я развернулся и снова кинулся в бой. Я знал, что и сейчас он пропустит меня. Так и вышло. Я еще раз скользнул рогами по му-лете. Зацепившись за его камзол, вылетела теперь уже и вторая бандерилья. Зрители на трибунах бесновались.

Я отбежал достаточно далеко, чтобы суметь на этот раз все сделать по-другому. Я нагнул голову — и кинулся на него.

Проклятый песок ослепил меня. Я промахнулся.

Трибуны ликовали.

Я добежал до барьера и развернулся.

Он стоял — готовый к встрече.

По его позе я почувствовал, что он несколько ошеломлен. Он несомненно понял, что я сделал только что. И его явно это тревожило.

Я кинулся вперед. И на бегу увидел, что он перебрасывает тяжесть тела на другую ногу. Он знал, что я сейчас сделаю. Он был готов.

Я затормозил шагах в пяти от противника. На лице у него мелькнул ужас. Лишь на секунду.

Трибуны бесновались. На матадора сыпались колкие шуточки.

Я стронулся с места и, задрав хвост, обежал этого типа по кругу. Матадор, стоя на месте в одной и той же позе, поворачивался на пятке.

Теперь бой вел я. Он уступил мне инициативу.

Трибуны заходились от хохота. На арену снова полетел всякий мусор.

Я хотел еще немного поиздеваться над ним. Я хотел сделать вид — совсем ненадолго — что передо мной корова.

Но раздумал. Уж очень умное у него было лицо. Еще чего доброго, он бы все понял.

Трибуны сходили с ума.

Я отошел к барьеру. Он даже не манил меня мулетой Он был уверен, что я пойду и так.

И это было самое страшное. Теперь я уже не знал, будет ли он вести бой по правилам.

И тут...

И тут исчезло солнце. Оно заползло за облако — и откуда что взялось? И я понял, что я выигрываю

Я стал готовиться к броску.

И вдруг увидел, что этот тип поворачивается ко мне спиной.

Он явно хотел провернуть этот мерзкий фокус Домингина. Надо же было как-то ублажить возмущенные трибуны

Я не был готов — но я рванулся. Он уже встал на одно колено когда единодушный вздох трибун заставил его оглянуться

Он успел отскочить — в последний момент.

Солнца все не было. Я видел его как на ладони Он больше не блестел.

Трибуны визжали. В матадора кидались подушками.

Я знал, что он боится меня. Но это-то и пугало больше всего Дальше тянуть было нельзя. Он мог сорваться.

Он был не только одним из лучших торрерос страны, он был большой умница. Он видел быка насквозь. Возможно, он уже понял, что имеет дело с мыслящим быком...

Он был достаточно сумасшедшим, чтобы поверить в такое.

Я рванул. Я пошел, набирая скорость. Я знал: сейчас я ударю.

Он, разумеется, разгадал мой маневр с отклонением. И вильнул в сторону. И если бы не смертельный ужас в его глазах — он бы выиграл. Но он боялся меня. Слишком боялся И чуть-чуть поторопился.

Дальше отклониться я уже не мог И тогда я просто завалился. Он сразу же понял все. И ударил. Без подготовки. Влет. Должно быть, он ждал чего-то в этом роде Иначе не вышел бы на арену сразу со шпагой.

Я даже не тронул его рогами. Я смял его корпусом, я проехался по нему...

На трибунах раздался вопль ужаса. Что и говорить, его все-таки любили. Очень любили. Потому и были так беспощадны к нему только что...

...Оказывается, он все же попал в меня. Он был мастер. Но угол наклона оказался не тот. Шпага только скользнула по черепу и застряла в ухе.

Я увидел, что ко мне со всех сторон бежит куадрилья. Матадор был жив и явно пытался встать — он вылезал у меня из-под задних ног.

Теперь уже не могло быть игры по правилам. Теперь бы он просто меня убил. Как равного. Как того, кто его унизил.

И я ударил задними ногами. Не глядя. Не видя, куда бью

И попал. Судя по хрусту, я попал ему по черепу.

Трибуны страшно крикнули еще раз.

Похоже, я победил.

Я попытался встать. И тут же упал.

У меня были сломаны передние ноги. Я лег на бок.

Из-за облака выползало солнце. Оказывается, я все-таки проиграл.

Этого следовало ожидать. Этот нормальный мир вряд ли бы стал долго терпеть такой патологический случай, каким был я. Мыслящий бык — виданное ли дело! Что может быть хуже?

Ко мне бежала уже не только куадрилья. Кажется, на поле кинулись все трибуны.

Я смотрел на приближающиеся ноги.

Господи, как я ненавижу их! Я сбежал от них. Вернее, думал, что сбежал... Как я ненавижу их.

— Пустите меня, пустите! Он важен, он нужен для науки!

Я вздрогнул. Я узнал этот голос. Я знал этого подонка. Его звали Дельгадо. Он загонял быкам электроды в мозг.

Я снова попытался встать. Все, что угодно, только не это! Только не это!

Страшная боль свалила меня. Я все-таки проиграл...

— Гадина! Гадина! — Какой-то рыжий молодчик ударил меня ногой по носу. — Ты убил его, гадина! Убил!

Дельгадо вцепился в него Тот отшвырнул профессора, как кролика.

— А-а-а-а! Ты убил его!

Он вырвал из кармана куртки «Беретту». Все шарахнулись.

Рыжий прицелился мне в глаз. Нажал курок...

...Все-таки я выиграл. ■

Об авторе

Александр Николаевич Тарасов — ведущий эксперт Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс», эксперт Информационно-экспертной группы «Панорама» Родился в Москве в 1958 г. По образованию — экономист и историк. Профессионализировался как социолог, политолог и культуролог. Как прозаик выступает с 1992 г. Публиковался в журналах: «Амадей», «Арахна», «Бронзовый век», «Бумеранг«Октябрь», «Ровесник» Проза Тарасова (в частности, рассказ «Коррида») переведена на немецкий язык. В «ТМ» печатается впервые.

ТЕХНИКА — МОЛОДЕЖ_И___1 9 9

48