Техника - молодёжи 2000-01, страница 51

кольцо и затем обязательно откладывалась в сторону, чтобы можно было свободно шастать туда-сюда, совершая нехитрые телодвижения при переноске домашнего скарба и собственноручно выращенных овощей и фруктов.

Нередко, оставаясь в полном одиночестве поздним вечером, а порой и долгим летним днем, перепуганный невесть чем, а вернее — шумами из подвала, Андрей находил тяжелый молоток и пятидюймовые гвозди, в несколько ударов приколачивал крышку погреба, конечно, не до конца, не вбивая гвозди по шляпку в окрашенные доски, чтобы в считанные мгновения выдернуть их припасенным заранее гвоздодером, как только вернутся родители (а отчима он считал родным отцом до своего двадцатипятилетия, узнав о своей незаконнорожденности только тогда, когда сам стал отцом прелестной крохи-дочурки с голубыми незамутненными глазами и белокурыми цыплячьим пухом на темечке вместо полноценных волос).

Сейчас, когда он сам уже «едет с ярмарки», подобных вещей у него нет и в заводе, да и кто собственно, какая нежить и нечисть может выползти из современного модернизированного подвала панельного дома-башни, пронизанного разного калибра трубами водоснабжения, канализации и отопления, постоянно освещаемого электролампочками, которые, впрочем, имеют обыкновение перегорать.

4

В Москве прогремели взрывы: террористы подорвали два дома, то ли это чеченский след, то ли, как предполагают столичный мэр и подначальные ему СМИ, провокации неких загадочных организаций. Вот тебе и нечисть подвальная. Вот тебе и всемогуще-вездесущая ФСБ: никто ничего не знает, никто не предвидит и не слышит. Точь-в-точь три китайские обезьянки: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Довольно популярная песенка времен нашей юности. И все равно не только я, бесстрашный капитан запаса, фаталист, не желающий пропустить день без заработанного рубля, но и большинство жителей столицы — все мы мчимся по своим неотложным делам, хотя и побаиваясь, но все-таки надеясь на русский авось... Авось пронесет. За окнами мороз, а в душе только что отгоревшее лето. Жара стояла под сорок, говорят, такой не бывало с 1936 года. (Что-то сулит год будущий, символическое совпадение назревает.) Все мои заработанные деньги уходили на пиво, минеральную воду, «Кока-колу» и, слава Богу, что я уже (и еще) мог себе это позволить. А в середине так называемой перестройки на минералку и колу в пластиковых бутылях смотрел музейными глазами: пленяет, но руками трогать нельзя.

Чем же все-таки закончится Ха-Ха век?

5

В конце недели Андрей отправился на Никольскую в «Художественный салон», чтобы прикупить себе бумаги, сангины, всевозможной гуаши, наконец, приобрести давно вожделенные кисточки из колонка и белки. Дома попадались под руку либо совсем вытертые, либо намертво ссохшиеся.

Подходя к магазину, он заметил за собой слежку. Обернувшись, вычислил нырнувшего за спины прохожих подростка.

«Странное дело, — подумал Андрей. — Кому это надо следить за мной. Диссидентов сейчас, вроде, не ловят. Ну что ж, потягаемся». И в свою очередь нырнул в подворотню около «Худсалона». Затем, не оглядываясь, ускоряя шаги, проскользнул во вторую арку. Там был совершенно глухой двор, давно изученный Маловым по заходам в гости к приятелю, работавшему в «Строительной газете». Ее редакция давно съехала из замыкавшего тупик особняка, и сейчас в нем располагался журнал «Знамя», где у Андрея знакомых уже не было.

Андрей резко свернул вправо и притаился за углом стены. Через несколько мгновений ловушка сработала: из арки выскочил его преследователь. Теперь Андрей смог его рассмотреть как следует. Это был юркий подросток лет двенадцати, одетый несколько не по сезону и вообще-то чудновато — в куртку, которая больше напоминала вышедшую из повсеместного обихода фуфайку, и вытертые байковые шаровары. Шапки на голове не было. Обут подросток был в валенки, подшитые автомобильной резиной.

Андрей схватил «юного следопыта» обеими руками, впрочем, тот не предпринял никаких попыток к освобождению.

Малов развернул добычу к себе лицом Что-то очень знакомое было в чертах подростка, и в то же время пугающе странное

Подросток молчал и смотрел на Малова немигающим взглядом.

В памяти Андрея словно щелкнул переключатель. Был, был же у него знакомец в начальной школе, Витек Полосухин, полный сирота. Его еще в суворовское училище устроили; вскоре Витек зашел в увольнение к нему домой в новехонькой форме, отъевшийся, взял почитать редчайшее издание «Сказок» Гауфа, довоенное, и не вернул. Обычное дело.

Позже Андрей пробовал разыскать забывчивого курсанта но ему сообщили доброхоты, что утонул Витек в Москве-реке в половодье... И вот надо же — встретились. Странно только, что он, Малов, уже «с ярмарки едет», а Витек ничуть не изменился внешне, даже не повзрослел.

«Ерунда все это, какой еще тут Витек? Совсем я, видно, с глузду съехал, жизнь треклятая заморочила», — подумал Андрей, а вслух спросил:

— Ты что за мной следишь? Как зовут-то, не Витьком ли случайно?

— Естественно, Витек. Ты же меня сразу признал, я это просек, не прикидывайся, — хрипловатым дискантом почти выпел подросток, отвернув в сторону царапающий взгляд.

— А что ж ты не вырос нисколько, так пацаном и остался? — продолжил расспросы Андрей.

— Да ты же сам знаешь. Я же утоп сорок лет назад. Несчастный случай.

— А чего тогда по городу бродишь, людей пугаешь, если взаправду утонул, а не шутишь?

— Да знаешь, соскучился я. Давно ни с кем побазарить не удавалось. А ведь жутко хочется отвести душу. Ничего, придет срок, сам намолчишься, поймешь меня.

— А о чем говорить-то будем?

— Хоть о чем. Давай вспомним, к примеру, как тут неподалеку в лапту играли, в «чижика», в «попа гоняли», в городки... Ты не забыл случаем?

И Малов сразу же вспомнил давние долгие дни и вечера, всевозможные игры своего детства. Он ведь заводила был, рукастый, сам выстрагивал лаптешники, биты разные, деревянного «чижика», городошные принадлежности... Это сейчас детские игры покупаются в магазинах, полными комплектами, а раньше все забавы были самодельные.

— Слышь, Витек, а может, тебе мороженое купить или пирожное? — уже ничему не удивляясь, спросил Андрей.

— Не-а, я жрать не хочу. Слушай, а у тебя дети есть?

— Есть, конечно. А что это ты спрашиваешь?

— Ты счастливый. Потом будет с кем вволю поговорить. С родственниками разговоры можно долго вести. А вот у меня никого нет. Мать неизвестно где сгинула, а об отце я вообще ничего не знаю. На войне погиб, где-то в Пруссии. Ну да ладно, пора мне.

— Куда пора? — автоматически переспросил Андрей, понимая, что ответа не будет.

А собеседник тем временем скрылся в арке, окинув на прощание Малова немигающим тусклым взглядом.

«Вот черт, уже покойнички мерещатся! Разговоры с ними веду, не хухры-мухры», — резюмировал Андрей и отправился обратной дорогой из тупичка — в магазин за покупками

6

Сегодня — суббота. У нас нынче, как в песне пелось, суббота. Жара схлынула, но остаточное чувство неудовлетворенности осталось. Хочется лежать в ванне на манер древнеримского патриция или бедного Марата (не арбузовского или исканде-ровского персонажа, а того подлинного, француза), еще не убитого Шарлоттой Корде.

Длится кордебалет тополевых пушинок. Летний снегопад. Пух забивает ноздри, носоглотку. Как я писал в юности: «Был каждый шаг как вечный шах. Полно в носу, полно в ушах. Везде, где день горел и пух, летает тополиный пух».

Вчера Света спросила меня, знаком ли я был с Леонидом Мартыновым. Действительно, имел честь знать,— ответствовал я с гордостью. Немало произошло в моей личной вечности, так сказать, на веку истого и истового любителя поэзии и живописи, выпавшего из пермского гнезда.

О Пермь, Пермь, где сегодня мужчины пьют от пуза бавар

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 12 0 0 0

49