Техника - молодёжи 2001-11, страница 46

Техника - молодёжи 2001-11, страница 46

м

н н

к

Дмитрий ЗАХАРОВ

Дротик ударился в дырку от нуля и отскочил куда-то под стол.

Ну и черт с ним. Вот второй обязательно воткнется в президентский орден.

Не попал. Как говорил Винни-Пух, не то, чтобы совсем не попал, просто не попал в шарик.

Ладно, зато в любви мне обязательно повезет.

Я выбрался из-под одеяла и прошел к мишени-календарю подобрать дротики. Один вижу, один под столом и еще один... Эй, парень, короче, ты не хочешь втыкаться в президента? Не хочешь быть слепым оружием в руках мастодонтов старого мира? Протестуешь против насильственной попытки диссидентского реванша? Тогда сам виноват.

Выкатился? Ну, то-то...

Я включил телевизор и снова плюхнулся на кровать. До работы еще два часа, а до начала интенсивных сборов на работу — час. Так что календарь вряд ли выживет — сегодня не его день. Сегодня праздник. Не помню какой.

Родители рассказывали, что раньше на праздники ходили большие толпы людей, а по телевизору показывали большие толпы танков и ракет. А что мы имеем сейчас?

В ящике нечто невнятное: не то новости, не то передача для садоводов. Ведущая с халтурно приклеенной улыбкой восхищается урожайностью зранга зеленого... Ну и название придумали... а зранг этот весь еще и в каких-то бородавках.

Я уже хотел потянуться за дистанционкой, когда вытеснивший си-нелистное растение мужик сказал: прогноз погоды на сегодня — и через паузу — благоприятен.

Я удивленно хлопнул глазами, а телевизор завел про решение проблем озоновых дыр и беспокойство экологов.

Однако...

— ...Состоялось подписание совместного коммюнике. Лидеры мирового сообщества выразили уверенность в том, что они и их партнеры останутся верны курсу на интеграцию и углубление взаимовыгодных связей.

Вот это хорошо сказано про взаимовыгодные. Это мне нравится. Коротко и по существу. Вранье, конечно, зато по-доброму.

А с народом именно по-доброму и надо. И еще: «Грудью вперед бравой, Флагами небо оклеивай».

А то без этого эффект смазывается...

Друзья считают, что я — диссидент. Мои высказывания записываются на диктофоны и прослушиваются в уединении. Раза два их пытались транслировать местные радиостанции, но после этого им срочно приходилось закрываться. На проверку соответствия трудовому кодексу.

В кругах, близких к городской элите, считается, что я человек свободомыслящий, а посему должен сообщать всю правду...

И тут есть проблема.

Я не совсем понимаю, что это такое — правда.

А на слово не верю. Ни на слово, ни на жест, ни на ощупь... Некоторое время назад я решил: пусть правдой будет считаться все, что бы я ни сказал. У диссидентов, говорят, так принято. Друзья меня поддержали, все, кроме, пожалуй, Киры. Возможно, именно за это я ее и люблю.

Да, а система пытается меня сослать. Думаю, по инерции. Уже два раза мне предлагались регионы, а вчера приходил чиновник из эмиграционного управления. Смотрел грустными глазами, теребил усы, а потом сказал:

— Ланйтольд Александрович, нельзя же так, в самом деле.

А я и не утверждаю, что можно...

Нет, эмиграция — это слишком глупо. В ссылку — с роялем, на каторгу — по справке о состоянии здоровья...

Иногда я думаю, что система должна меня казнить. Грустный чиновник перестанет из-за меня страдать, Ленечка получит Киру в безраздельную собственность, а я в последнюю минуту жизни трагично взгляну в глаза любимой. Кира заплачет, а потом будет видеть меня во сне...

Неплохую картинку нарисовал, аж где-то сам себе, убитому, завидую.

Только ведь чушь все это. Бред — иго-го — сивой кобылы.

Во-первых, умирать мне хочется только в определенные моменты, сейчас, например, желание ушло. Во-вторых, кто сказал, что на казнь будут рассылаться приглашения? И наконец, кто наследовать станет мне?

А теперь без шуток.

Мне не нравится картина ближайшего будущего. И она не нравится мне тем сильнее, чем больше ее сторонников я замечаю. Так уж получилось, что я не склонен доверять мнению большинства. Особенно в глобальных проектах. Старая истина: свое мнение, как и задница, есть у каждого...

Начал изрекать истины. Еще немного, и до правд дело дойдет. Черт знает что.

Нет, в душ, два горячих бутерброда с чаем и яблоко. А потом по улице Победы до Пушкинской. Посижу в сквере, посмотрю на фонтан...

Погоду действительно можно было назвать благоприятной.

Люди казались весьма довольными собой, друг другом и, возможно, даже мной. Нелюди пока не казались никак.

Я шел по мощеному именными камнями тротуару и ел мороженое.

Почти каждое утро я иду здесь и размышляю над тем, за что же я люблю Киру. Выводы бывают самыми разными. К примеру, вчера мне казалось, будто дело в ее космическом оптимизме, а дней пять назад — что в слегка раскосых серых глазах. Иногда я думаю, что люблю ее просто так, а иногда вообще не думаю ничего.

Тем более что все это — пурга. Глаза у Киры на самом деле карие, оптимизм — в рамках, а любить просто так нельзя...

Мимо вереницей протопали Новые граждане. Да... и некоторым после этого еще не нравятся панки.

— Сударь, вы нацист? — строго спросили меня откуда-то с севе-ро-западного направления.

Я чуть замедлил шаг и повернул голову в сторону говорившего. Похож на мента. Форма камуфляжно-асфальтовая, глаза глупые. Наверное, изо всех сил стережет родину и не высыпается.

— Если у вас нет нацистского удостоверения, то придется уплатить штраф, — сказал мент. — Так смотреть на Новых граждан не разрешается.

— А как я на них смотрел?

— Грубить будете, сударь?

— Буду.

— Пройдемте.

— Пройдемте.

Я взглянул на часы — времени вагон. Можно и прогуляться. В самом деле, не платить же этому козлу деньги, которые он вымогает.

Кстати, он не мент. Шевроны другие.

— Сударь, — обратился я к своему провожатому, — а к каким силам правопорядка вы принадлежите?

— К охране посольства.

Надо же, подумал я, козлов уже берут охранять посольства. А может, и не подумал, может, сказал. Не знаю.

По крайней мере, козел развернулся ко мне нефотогеничным лицом и потянул из кобуры парализатор. Э, подумал я, да вы, батенька, масон в худшем смысле этого слова.

И сделал два шага назад. В кармане — пятидесятирублевая купюра, пистолет и коричневая корка удостоверения. Вот интересно, какая из этих вещей мне сейчас пригодится?

Козел решил наступать. А я решил, что мне это все равно.

Я — диссидент, а у него — дубинка. Значит, я выше по статусу.

И вот как только ты это открываешь, все козлы мира теряют для тебя актуальность.

Пистолет бахнул в воздух, и охранник посольства попятился. Проходившая мимо женщина закричала.

А я положил пистолет в карман, развернулся и ушел.

В магазине оставалось еще два патрона...

Считается, что я состою на службе у корпорации «О.Р.ЛАН». Считается также, что я специалист по базам данных. Сам я не очень в это верю...

В инспекции уже два года идет спор, можно ли допускать к обработке важной государственной информации человека с корочками диссидента. Начальство меня давно бы выгнало, но профсоюз вступился. Теперь меня бесконечно вызывают на разные слушания и собрания, просят изложить свою точку зрения на ситуацию. Я зову СМИ и провожу сетевые конференции.

Начальство на меня плюнуло, и, я думаю, это к лучшему.

Сижу себе за пластиковой перегородкой и составляю картотеку на Новых граждан. Никто результатами моих изысканий не интересуется — да и как интересоваться, если это подсудное дело.

За соседним столом обитает Лева Новгородцев. Вот он — действительно специалист по базам данных. Неплохой парень, но излиш

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 1 1 '2 0 0 1

44