Техника - молодёжи 2004-10, страница 49
достаточно дать тончаишии намек, одной - двумя случайными линиями. Якобы случайными. И клиенты будут пялиться в рекламу, сами не понимая, зачем. - Фрейдист! - сыронизировал шеф. - Да нет, - возразил Алексей. - Какой я фрейдист. Я спец по рекламе... На этом практическая дискуссия с начальством была завершена. Алексей сохранил картинку в каталоге с ягодицами и прочими частями тела и уже собирался закрыть каталог, но неслышно подошедший со спины Тимофей Крепкодатый сказал ему в ухо - и даже не сказал, а выдохнул напряженно и хрипло: - Подожди... Дай, я еще раз... - Неужели ни разу не видел? - Наоборот... - снова не сказал, а выдохнул Тимофей. Алексей пожал плечами и вернул картинку на экран. - Она - шо?.. - спустя две-три секунды продышал Тимофей. - Она сюда фотографируется? Алексей удивленно оглянулся. Тимофей Крепкодатый остановившимся прозрачным взглядом смотрел поверх монитора на Серую Мышку. - Собственно, почему ты так решил? - осторожно спросил Алексей. - Ведь здесь нет лица. И вообще ничего выше пояса. - Шо мне лицо, если я жопу вижу. - Ну и что? - удивился Алексей. - Две... гм... задницы могут быть очень похожи друг на друга. Ты не находишь? - Не надо, - продышал Тимофей. Очень твердо продышал, хотя уже и не так уверенно. - Тут не только жопа. И ноги у всех по-разному растут... Ладно, спрячь. - И он бесшумно сгинул, чтобы спустя мгновение снова объявиться за столом, рядом с мясом и тониками... Потом Алексей приходил к Любе домой почти ежедневно, как на работу, - не ту работу, за которую платят, а ту, для которой живут. Труднее всего было объяснить это Марте, но Алексей справился. Он почти не соврал, сказав ей, что нашел студию - далеко, ненадолго и не очень хорошую, зато даром, и нужно успеть сделать как можно больше, пока не вернулись хозяева. Марта поверила. Она всегда верила ему и верила в него, и считала его настоящим большим художником - в отличие от самого Алексея. Она жадно рассматривала все его эскизы, ища и находя в них признаки гениальности. Она была женщиной, и не просто женщиной, алюбящей илюбимой, и ктомуже слабо разбиралась в живописи. Эскизов было много, очень много, и с каждым днем их становилось всё больше, планшет Алексея распух от испорченной терпеливой бумаги, от бездарностей и банальностей. Он работал как проклятый, но ни одну из работ не мог довести до конца. Каждый раз ему казалось, что вот сейчас получится, еще чуть-чуть - и не останется никакой загадки. И всегда чего-то не хватало, что-нибудь мешало, что-то было не так. Слишком рано случался закат. Горланили за стенкой пьяные соседи. Пропадал куда-то самый нужный именно в этот момент карандаш. Саму Лизу вдруг вызывали на вахту общежития, к телефону, потому что звонил шеф с очередным своим безотлагательным «ЦУ». Перегорала лампочка... Однажды, это было в середине ноября, он остался у Лилит на ночь, чтобы дождаться рассвета, каких-то особенных красок, неожиданных полутонов, которые наверняка подарит первый снег. Они спали, как Тристан и Изольда, плечом к плечу, и между ними, невидимый, лежал обнаженный меч. Алексей поднялся с первыми лучами солнца, мягко отразившимися от бело-розовых крыш, торопливо оделся, включил чайник. До начала работы (той, за которую платят) оставалось два с половиной часа, да почти час на маршрутке... Лена уже не спала, она откинула одеяло и осталась лежать спиной к нему и к свету, подперев голову и сонно глядя в книгу, которую прислонила к стене. Приподнятое плечо, теплое и мягкое, плавный изгиб позвоночника, удлиненные, чуть напряженные ягодицы. Покой. Свет. Еще не проснувшееся желание. Чистота... «Когда б вы знали, из какого сора...» И еще один испорченный лист ватмана добавился в пухлый планшет - сорок седьмой после той памятной сентябрьской пьянки... Почему-то шефу нравилась «Дуэль» - водка премерзопа-костная и до безобразия дорогая. Это было непонятно и выпадало из образа. По всем прочим параметрам своего имиджа («Беломор», потертый портфель, черный обкомовский телефон-комбайн) Илья Сергеевич должен был любить «Ностальгию». Впрочем, взгромождать ноги на рабочий стол - тоже как-то не по-советски и не по-пар-тийному. А значит, шеф, полюбивший «Дуэль», был по-своему гармоничен. Он делал, носил, пил и ел то, что хотелось... После третьей рюмки Алексей нечувствительно оказался рядом с Ледой-Лилит и четвертую выпил с нею на брудершафт. Губы у нее были податливо-упругие и слад-ковато-кисловатые, как густое клюквенное желе. Серая Мышка незаметно и волшебно преобразилась, продолжая преображаться по мере усиления внимания со стороны мужчин. Она даже успела переодеться. В ка-кой-то момент Алексею стало казаться, что она успевает менять туалет (или, по крайней мере, части туалета) тут же, не выходя из-за стола, проделывая это ловко и незаметно. Только что на ней были ее обычные серенькие колготочки - и вдруг они стали черно-прозрач-но-узорчатыми, и ладонь Алексея даже ощутила рифленый рисунок вместо прежней бархатистой мягкости. Потом он снова отвлекся рукой на рюмку «Дуэли», а когда опять, уже привычно, стал поглаживать ее бедро, под ладонью оказалось нечто плотное, прохладно-шелкови-стое, и, скосив глаза, Алексей увидел переливчатые алые разводы длиннющего муарового платья и прущие из декольте бело-розовые дыни, каковые ну никак не могли прятаться под ее всегдашней серенькой униформой. (И почти сразу он перехватил тоскливо-восхищенный взгляд Виталика...) Потом они, спотыкаясь, танцевали возле Жекиного верстака, и руки Алексея проворно обжимали податливо-мягкие ягодицы под коротенькой кожаной юбкой, то и дело щелкая эластичными подвязками ажурных чулочков, а проволочно-кол-кие локоны Лукреции лезли ему в нос и мешали добраться губами до мочки уха. Давешние розовые дыни совершенно не прощупывались под жестким старомод ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 1 0' 2 0 0 4 47 |
