Техника - молодёжи 2005-05, страница 55

старой карте мира наше село и прокладывали маршрут экспедиции через тайгу... Не было дня, чтобы у Савы не родилась какая-нибудь потрясающая идея. А между идеей и началом ее осуществления не успевала проскочить и самая быстрая луговая ящерка.

Думаю, кроме всего прочего, нам еще и завидовали: ни у кого из сельских детей не было таких интересных игр, как у меня и Савы. Не один и не десять раз нам приходилось сломя голову мчаться прочь от улюлюкающей толпы. Приходилось и драться - спина к спине - но тех, других, всегда оказывалось больше. Однако и после самых жестоких драк - избиений - Сава сохранял способность улыбаться. Нараспашку, с готовностью любого простить и принять.

В семнадцать лет он влюбился. Ей было уже двадцать два; в то время девушкам села приходилось выдерживать жестокую конкуренцию за вошедших в силу парней со взрослыми, опытными, изголодавшимися бабами. Под напором и обаянием моего друга зыбкий баланс между боязнью остаться в девках и страхом перед «ублюдком нечистого» быстро склонился в нужную сторону: Ню-ра и Сава начали встречаться.

Стояло лето. Жаркое время стогов сена посреди лугов на опушке тайги.

Меня могло и не оказаться рядом с ним тогда. Сава шел на свидание, а в таком деле нет места даже наилучшему другу. Но так вышло, что мы были вдвоем, - когда справа и слева вышли из-за кустов с десяток сельских парней, загородив дорогу.

Был короткий диалог - что-то о Нюре и правах Савы на нее: пустой обмен любезностями перед боем. Я видел кистени и ножи; я знал, что на нашей стороне - только неверная удача беглецов. Сава тоже это знал. И в первые же секунды потасовки, сквозь боль в гудящей от удара голове, я услышал его крик: «Бежим!»...

Если бы он крикнул «беги!», я бы не послушался. Я остался бы с ним до конца, он это понимал. Потому и крикнул: «Бежим!». А сам - не побежал...

Им ничего за это не было. В нашем селе можно утаить любое преступление, если таково молчаливое согласие всех. Насколько я знаю, мать Савы не искала справедливости у вялых милиционеров из райцентра. Я - тем более. Зачем?

Саву хоронили в закрытом гробу; шептались, будто

у него не осталось лица. Не знаю, я не видел.

* * *

А теперь вкратце обо мне. После гибели Савы и отъезда Арины мне нечего было делать в селе; мама это понимала... Мама достала из сундука пожелтевший конверт с пачкой денег - сбережениями ее отца. Потом оказалось, что их почти полностью съела инфляция, но мы тогда не знали. Еще она дала мне свои золотые сережки, которые я втихомолку оставил дома, за зеркалом, и неподъемную сумку со снедью. Я ехал не в райцентр. Я собирался штурмовать столицу.

Не буду писать о приключениях в большом городе парня, родом из мест, где никогда не видели телевизора, -это клише затерто, как никакое другое. Скажу лишь об одном: моим главным ощущением первых дней был вовсе не ужас песчинки в водовороте. Главное было - отсутствие алого ромба на спине. Что равнозначно выросшим на этом месте крыльям.

А дальше начинается история, которую моим биографам удается излагать куда убедительнее, нежели мне самому. Имея за плечами четыре класса сельской школы и несколько десятков хаотично прочитанных книг, я с ходу поступил в столичный техникум. Через год - в институт; после третьего курса мне посоветовали сдавать экстерном в аспирантуру. В двадцать пять я стал кандидатом наук, в тридцать два - доктором. К сорока - а сорок лет в больших городах еще относят к молодости - меня приняли действительным членом в Национальную академию наук...

Да, был фанатизм, сутки напролет в лаборатории и ночи над книгами. Но я не мог не сравнивать себя с другими, тоже старавшимися, тоже фанатичными. Собствен

но, они сами подвигали меня на сравнения, устраивая остракизм «выскочке из села» - неужто надеялись задеть своими мелкими интригами меня, «ублюдка нечистого»?! Смешно.

Но я и сам видел. Насколько мне - легче, нежели им.

И сейчас, когда моей проходной, между делом написанной монографией о равновесии заинтересовался Нобелевский комитет, я вижу, что не реализовал еще и половины заложенного во мне. Кем заложенного?.. Вопрос не для материалиста.

Возможно, мне стоило быть сознательнее, работать действительно в полную силу, принести всего себя на алтарь науки и так далее. Но я не аскет, не книжный червь. У меня есть Ханна и мальчишки, друзья и хобби, я умею отдыхать и наслаждаться жизнью. И даже могу позволить себе вырваться на несколько недель в затерянное в глухой тайге умирающее село без детей и электричества...

За эту монографию мне вряд ли вручат Нобелевку. Но

я должен рассказать. Теперь я имею право.

* * *

Я часто думаю о нас всех. О возможностях, которые у нас были. Что, если бы Влас не был вынужден с детства воевать против всех и каждого? Если бы Федор не провел всю жизнь свернувшись, как бутон нераспустившегося цветка? Если бы Арине не пришлось запереться в крепости своей красоты, чтобы потом от одиночества броситься во власть первого встречного? А Сава?! Сава с его неукротимой творческой энергией, способной свернуть планеты и звезды с их орбит?!

А если бы нам позволили родиться на свет и вырасти -всем? Детям, чьи отцы погибли нелепой смертью, но сумели вернуться, чтобы дать новую жизнь, звучную, объемную, исполненную смысла, - во искупление своей бессмысленной гибели? Порой я начинаю сомневаться, что замысел - неважно, чей, - состоял только в том, чтобы восстановить демографию отдельно взятого таежного села.

Я один - всего лишь курьез, чудо природы, чья биография только и ждет смерти главного героя, чтобы превратиться в недостоверную легенду. Но все вместе мы стали бы феноменом. Качественно новым поколением, способным изменить мир.

Впрочем, сокамерники Власа и домочадцы Арины рассмеялись бы мне в лицо.

Прошло уже очень много времени. Ту воронку возле железнодорожных путей и не заметишь, если не знать. Анализ химического состава грунта не показал ничего интересного... я и не ждал.

А село - оно скоро умрет. Не останется ни одной женщины, которая бы помнила.

Я единственный, кто знает правду. И даже я - далеко не всю.

Владислав ВЫСТАВНОЙ

СТАРЫЙ ДРУГ

1

- Только тихонько, ты его разбудишь!

- Хорошо Светик, я тихо, но должен же дед увидеть своего первого внука.

- Папа, поверить не могу, что ты уже дед!

- Думаешь, мне легко об этом думать, детка? Ну-ка, ну-ка. О-о-о... Какие мы недовольные... Так говоришь -в честь меня Игорем назвали? Слушай, на меня похож, ведь на меня, а?

- Ну, конечно, Игорь Владимирович, на кого же еще, не на отца же.

- Серж, не дуйся! Дай деду потешить себя стариковскими мыслями.

- Насмешили! Вы всех нас переживете.

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 5 2 0 0 5

53