Техника - молодёжи 2007-05, страница 10

Люди науки

сию международную делегацию с целью выяснить, какая помощь нужна ей в научном плане, та вернулась с неожиданным заключением: никакой помощи не надо — советская наука жива, более того, находится на должном уровне.

Конечно, большую роль в таком быстром восстановлении сыграл интеллектуальный потенциал нации. Но этого было бы мало, если бы в России не сохранились корни возникших еще до революции научных школ, традиции, которые были заложены при основании Академии. Именно, благодаря этому, российская наука возродилась буквально при жизни одного поколения.

Хорошо известно, например, что петербургская физическая школа, ведущая начало от Абрама Иоффе, сыграла важнейшую роль в становлении российской физики и продолжает играть ее до сих пор. Учениками и последователями академика Иоффе были Петр Капица, Сергей Вавилов, Яков Френкель, Лев Ландау, Жорес Алферов и другие.

Столь же значительна роль московской школы физики, которая берет начало от академика П.Н. Лебедева, стоявшего у истоков создания отечественной экспериментальной физики. Выдающийся вклад в развитие этой школы внесли Игорь Тамм, Андрей Сахаров, Илья Франк, Григорий Ландсберг, Леонид Мандельштам, Николай Басов, Александр Прохоров, Виталий Гинзбург и другие ученые.

Безусловно, ученых такого масштаба немного, единицы. Но, уходя, основатели школ оставляют после себя, кроме опубликованных книг и статей, ближайших учеников. Они сохраняют и продолжают традиции своих учителей.

— Вас, кстати сказать, относят к одной научной школе: А.Иоффе — В.Тартаковский — А. Воробьёв — Г. Месяц.

— Можно так сказать. Профессор Александр Акимович Воробьёв, ректор Томского политехнического института, который поддержал и направил меня в науку, действительно из школы академика А.Иоффе.

А. А. Воробьёв — очень яркая личность. И по сей день периоды жизни Томского политеха называют «дово-робьёвский», «воробьёвский» и «по-слеворобьёвский». Именно Александр Акимович открыл в ТПИ физико-технический факультет, институты ядерной физики, интроскопии, высоких напряжений. Я его считаю своим учителем в прямом смысле этого слова.

А вот в организационном плане большое влияние на меня оказал

академик В.А.Котельников. Владимир Александрович был вице-прези-дентом АН СССР, когда мы в Томске создавали Институт сильноточной электроники. Он отличался своим индивидуальным подходом к каждому, тщательной проработкой любого вопроса. К нему приходишь, он полтора часа будет тебя держать, но зато здесь же, при тебе все решит. Огромная разница со многими нынешними руководителями науки в России. Они просто сразу, не задумываясь, говорят: «Я не могу».

— В последние годы государство начинает поворачиваться лицом к науке — увеличивается финансирование, идет реформирование Академии наук, по данным статистики, массовый исход ученых остановился. Можно ли рассчитывать на возрождение нашей науки? Какие проблемы для этого надо решить?

— Если говорить о проблемах, то их слишком много. В первую очередь, конечно, финансирование. Знаю, что слишком много об этом говорят и пишут, но все-таки приведу такой пример. Недавно был проведен анализ научных публикаций. Посчитали, что на российские работы мало ссылок, мало их публикуется. Ну, положим. Но когда все количество статей или ссылок соотнести с суммой финансирования, то удельные показатели у нас будут выше, нежели у зарубежных коллег, даже у американских. А объёмы финансирования нашей науки и американской отличаются в десятки раз, и не в нашу пользу.

На всю российскую науку на этот год выделено приблизительно 3 млрд долл.; не считая оборонку, РАН на фундаментальные исследования тратит 1 млрд долл. Анаши коллеги в США имеют более 200 млрд долл. Что же сравнивать?

Нам говорят, мол, вы имеете та-кой-то процент от тех или иных экономических показателей Российской Федерации, но сложнейшие и дорогостоящие приборы мы покупаем не на мифические проценты, а за реальную валюту.

Выход вижу в одном — в опоре на собственные силы, на наработки, на развитие прикладных направлений. Фундаментальная наука прокормить ученых не сможет.

— Значит, эффективная работа цепочки «идея-продукт-прибыль» невозможна?

— О непосредственной связи фундаментальной науки с рынком говорить нельзя. Тем более в наше время, когда еще не отлажены законы об интеллектуальной собственности. Ее просто не существует

юридически. Раньше, когда нормально действовали отраслевые институты, был как-то отработан процесс внедрения, можно было говорить о цепочке: идея — продукт. Отраслевые институты платили деньги за проведение фундаментальных исследований. Ученый сделал открытие, далее — уже прерогатива конструктора: он должен создать технологии, макет прибора, а затем все это поступает в производство. Но сейчас цепочка прервана. Наши отраслевые институты полуразрушены, а заводы приватизированы, перепрофилированы или просто не работают. Так что возможность получить какую-либо прибыль во многом эфемерна.

Да вообще есть ли у нас в стране примеры того, чтобы прибыль получал тот, кто подает идею!? Например, нефть и газ Сибири открыты учеными Академии наук. Но можно ли наблюдать связь между той баснословной прибылью, которую получают нефтяные компании, и финансированием науки? Конечно, нет! Или современное оружие, за созданием которого стоят масштабные работы наших ученых. Разве есть доля от прибыли с продаж оружия, которая бы шла на развитие науки?

Если на основе заработанных учеными денег создать специальный фонд, из которого финансировать научные разработки, то это привело бы к мощнейшим прорывам в самых разных областях знаний.

Наука — система, создаваемая веками, тысячами людей, положивших жизнь свою на то, чтобы появилась та самая высокоразвитая цивилизация, в которой мы живем. И оценивать их труд надо по достоинству.

— Нынешний год будет завершающим для реформирования Российской академии наук. Как Вы оцениваете изменения, происходящие в РАН? На Ваш взгляд, они полезны?

— Я очень боюсь, что со всеми этими изменениями исчезнет дух свободного поиска, его возможность. Да, ученые мало зарабатывали, но можно было говорить о свободе творчества. Если ты что-то придумал, доказал, что это значимо, что страна от этого выиграет, то все это поддерживалось на государственном уровне. А уж если изобретение или открытие давало большой промышленный эффект или прославляло страну, то тем более. В этом отношении свободы было больше. Страна хотела быть супердержавой, значит, надо было поддерживать науку.

А сейчас, по нынешней модели РАН, чиновник может командовать

8 2007 №05 ТМ