Техника - молодёжи 2009-03, страница 28
Наши авторы 2009 n»03 тм Вдруг вижу: в комнату бочком протискивается Филатов п скромно просит: «Угоститечайком-то», II, конечно, ему невозможно отказать, Я тогда задумался: почему он нам отказал легко, а мы ему вообще не смогли отказать? Оказывается потому, что наши отказы неэквивалентны. Он нам отказал п услуге: не мог сходить в магазин по уважительной причине - много работы. Мы же ему должны отказать в куске хлеба, п причиной такого отказа может быть только жадность или мстительность. А так как ни того, ни другого в данном случае не было, Филатов получает чай и бутерброд. Наши отказы неэквивалентны! ♦ * * Недавно в какой-то книге или журнале прочитал о «гениальном русском мыслителе Петре Орешкпне». Сразу же вспомнился странный молодой человек со шрамом через весь лоб. Он появлялся в редакции, приносил неплохие стихи о «парящем на жёрдочке блистательном Блерно», приносил на жёваных бумажках сумбурные тексты, из которых с трудом удавалось выцарапывать более или менее внятную мысль. Однажды он появился в редакции и почему-то стал требовать от меня признания, что технике необходимы изобретател и - пионеры. Из чистого упрямства я стал ему возражать, доказывая, что все эти пионерские изобретения недееспособны, пока за них не возьмётся талантливый конструктор п не превратит эти бестелесные схемы в практическое устройство. В ходе этого спора с Орешкиным я напал на открытие, которым горжусь до сих пор. Я обратил внимание на то, что первые образцы пионерских изобретений были уродцами, неспособными к дальнейшей эволюции. Схемы первых самолётов Лэнгли, братьев Райт и Сантос-Дюмона не получили дальнейшего развития. То же можно сказать о паровой машине Ползунова, о паровозах, автомобилях, электрогенераторах и даже безопасной бритве Жилета. Оказывается, изобретатели-пионеры всегда очень плохие конструкторы, Но их корявые, неказистые, уродливые образцы выполняют не техническую, а социальную функцию: они, привлекая к технической проблеме внимание грамотных, знающих, опытных конструкторов, разжигают в них задор, желание блеснуть своим умением и квалификацией. Они-то, конструкторы, идя второй волной, и создают настоящие, практические, способные к эволюции машнныу становя щиеся потом классическими. Изобретателю-пионеру надо лишь сказать им ЧТО ИМЕННО II заинтересовать их этом работой. И натолкнул меня на это открытие Пётр Орешкин, сбежавший потом за рубеж п ставший там «гениальным русским мыслителем». * ♦ » Вадим Орлов был среди нас знаменит тем, что он пришёл в редакцию, что называется, с улицы. Он пришёл прямо к Захарченко п сказал, что по зрелом размышлении решил бросить инженерную профессию и стать журнал истом-популяризатором. Узнав, что Вадим окончил мехмат МГУ, был Сталинским стипендиатом, учеником и сотрудником знаменитого академика-гироскоп пета И шли не кого, Василий Дмитриевич пришёл в изумление п, оценив смелость этого жизненного шага, принял Орлова лптсотруднпком отдела науки. Невысокого росточка, упитанный, осторожный Вадим поражал своей аккуратностью, систематичностью, осторожностью п точностью. Он много раз уходил и снова возвращался в редакцию. Он с энтузиазмом брался за разработку любых направлений, кажущихся ему перспективными: за инженерную психологию, техническую эстетику, фантастическую живопись. В начале 1970-х он начал собирать материалы по истории советского атомного проекта и уже тогда знал много такого, о чём большинство из нас даже не догадывалось. Именно от него я впервые услышал, что главным теоретиком, которому подчинялись Зельдович, Харитон и другие атомные корифеи, был Соболев. Что в МГБ главным «понимающим» был Я.П. Терлецкий. Он первым получал американские документы и переводил их на русский для Курчатова и небольшой группы приближённых к нему лиц, узнававших американские тайны из его переводов. Вадим называл этих лиц «пророками из мешка»: зная результаты американских работ, они казались «непосвящённым» в эту тайну сотрудникам прямо-таки пророками. Но Яков Петрович знал все эти тайны раньше самого Курчатова! Переводы Терлец-кого крепко способствовали укреплению научной репутации Курчатова. От Орлова же я впервые услышат о Хоустермансе, который под видом эмигрировавшего австрийского коммуниста шпионил на немцев в Харькове, и о необычной судьбе Фрица Ланге. Вадим также первым из нас узнал о серьёзном участии Льва Петровича Василевского в атомных делах и о переговорах его с Нкльсом Бором. Прошло тридцать лет - и всё, о чём когда-то рассказывал нам Вадим, подтвердилось. То, что мы считали непроверенными слухами п сплетнями, оказалось в основных чертах правдой. Надо отдать должное Вадиму: он умел раскапывать редкую информацию. Ешё тридцать лет назад он знал, что слова и музыка знаменитого марша Осоавнхима «Всё выше, выше п выше...» были содраны из программы берлинского варьете 1912 г. Под эту музыку танцорки на сцене задирали ногп, распевая при этом: «всё выше, выше и выше»... Когда Сталин узнал об этом скандале, он будто бы сказал: «Марша уже не отменишь, а его «авторов» чтобы духу в Москве fie было». И они, говорят, отправились па жительство в Атма-Ату... * * * Время - суровая и справедливая вещь. Предавая забвению всё случайное, мелкое, преходящее, оно проявляет прошлое, высвечивая то ценное и достойное, что не всегда видно современникам. Вот и сейчас, готовя статью о друзьях-товарищах молодости, я вижу их совсем не такими, какими они казались мне 30-40 лет назад. Автор статьи Герман Смирнов. Армянская АЭС, начало 1970-х гг. А какими? Гораздо более интересными. содержательными н значительными. Жалею, что уделял им недостаточно внимания. Ведь самое интересное и важное, что дарует нам жизнь это СОВРЕМЕННИКИ! П Герман Смирное 26 |
