Юный техник 1959-12, страница 26

чательней, что он еще совсем не представлял себе, каким путем удастся выпутаться из беды. Он только был уверен, что удастся...

В другую эпоху и ученый другого склада, вероятней всего, испытал бы робость перед собственной идеей, если ее так решительно и просто опровергает общепринятая теория. Но только что кончилось первое десятилетие XX века. Оно было отмечено такими глубокими революциями в физике, как гипотеза квантов и теория относительности. Дух новаторстве пронизывал работу первых физиков-атомников. Отвагу Резерфорда легко понять.

Он решился на ссору с классикой без всякого страха перед неизбежными последствиями такой ссоры. Он знал, что делает лишь первый шаг, и заранее предупредил критику своей модели: «...вопрос об устойчивости предложенного атома на этой стадии не нуждается в рассмотрении...» — написал он тогда же, в 1911 году.

Но пора для рассмотрения этого вопроса должна была наступить. И очень скоро! Атом Резерфорда не мог оставаться обреченным. В 1911 году еще никто не знал, как егс сласти. Впрочем, может быть, это не совсем так...

Один писатель изобразил великого англичанина уединенным искателем истины. Это смешное недоразумение. Всю жизнь Резерфорд был окружен веселым интернационалом друзей и учеников — блестящим, шумным, смелым интернационалом одаренных ученых из разных стран.

В 20-х и 30-х годах, кроме одного из активных сотрудников Резерфорда — Петра Леонидовича Капицы, в Кембридже работали такие видные советские физики, как Ю. Харитон, А. Лейпунский, К. Синельников... А еще раньше, в 10-х годах, в Манчестерской лаборатории Резерфорда сделал выдающуюся работу по радиоактивности русский физик Г. Антонов. (Сначала его результаты казались спорными. Потом подтвердились. И Резерфорд с уважением писал, что сам Антонов «никогда не колебался в сознании своей правоты». Эта черта была по душе Резерфорду.)

То было уже в 1914 году, в канун первой мировой войны. А немного раньше, как раз тогда, когда появился в науке «обреченный атом», среди других паломников из разных уголков Европы, Америки, Азии стал бывать и работать в Манчестере один молодой физик из Дании.

Его имя в ту пору еще никому ничего не говорило. Однако ученик Резерфорда Чарлз Дарвин — внук великого Дарвина — признает, что уже тогда у этого двадцатишестилетнего исследователя «подход к основным принципам фи зики был глубже, чем у остальных ученых». Эйнштейн впоследствии писал о молодом датчанине как о человеке «с гениальной интуицией и тонким чутьем», а плоды его размышлений назвал «высшей музыкальностью в области мысли».

Вот этот-то молодой датчанин — Нильс Бор — первым увидел путь «спасения» планетарной модели атома. Со временем этот путь привел к созданию новой науки — квантовой механики микромира

26