Юный техник 1963-02, страница 80

грозил вслед «мессеру», который уже превратился в маленькую грязную кляксу над горизонтом.

Днем и ночью он лелеял мысль о том, что непременно станет летчиком, и только истребителем. Он даже стал готовиться к побегу на фронт, надеясь, что там ему скорее удастся осуществить заветную мечту, благо, что бои шли недалеко от Орджоникидзе. Под крыльцом в старом мешке у Петьки лежало уже изрядное количество кукурузных лепешек, самодельный компас, несколько гильз, кухонный нож...

И вдруг однажды все это имущество загадочно исчезло. И казалось тогда Петьке, что не быть ему летчиком. Тем более что и фронт стал отодвигаться на запад.

А однажды отец сказал за столом:

— Надобно тебя к делу пристроить. Сам видишь, время какое...

— Пусть еще побегает. Мал и худущий-то какой, — прижала к себе сына Полина Григорьевна.

— Батька прав. Я уже не маленький, — освобождаясь от объятий матери, упрямо говорил Петька.

Так младший Остапенко стал взрослым.

— Глядишь, и самолеты забудет, — шепнул отец матери, когда сын отошел к окну и, глядясь в стекло, как в зеркало, начал причесывать свои белесые, давно не стриженные волосы кусочком алюминиевой расчески.

— Як Ваське Круцкому! — уже с порога крикнул Петька и, чему-то улыбаясь, выскочил на улицу. *

— И вправду вырос, — обмякшим голосом сказала мать.

...Отгремела война. Петро все еще работал слесарем.

Как-то раз вечером он мылся после работы дольше обычного. Дома были все в сборе.

— Опытным не уступает. Говорят — башковитый, — уже какой раз начинал за вечер Максим Петрович.

— Слыхали уж! Будет, — останавливала жена, но по всему чувствовалось, что она каждый раз с удовольствием слушает мужа.

— В техникум хотят послать. А там, глядишь, и в институт, — не унимался Максим Петрович.

Но преждевременно радовался старший Остапенко.

— Я, батя, поеду в летное училище, — сказал Петро, окончив мыться.

— Да ты что, в уме? — начал было отговаривать Максим Петрович, но, вспомнив, как Петр спокойно и твердо говорил о своем решении, подумал: «Будет летать, бес. Настырный», — и махнул рукой: мол, чего с тобой поделаешь.

Вскоре Петр уже носил курсантскую форму с голубыми погонами.

...Шли годы. Капитан Остапенко был инегруктором. Его мастерству не раз завидовали даже более опытные летчики. Он был не лихач, а тонкий, умный знаток машины, ее повадок и смотрел на нее как на живое существо, которое имеет свой характер, свой норов.

Может быть, из-за таких летных качеств командование и выдвинуло капитана Остапенко кандидатом в школу летчиков-испытателей. Когда пришел запрос, согласен ли Остапенко по-

ез