Юный техник 1973-11, страница 37

мужчины, а среди них и двадцатилетний Филипп, вели себя как и приличествует их возрасту: степенно, сдержанно. Собрались в группку, покуривали, обменивались мнениями. Потом разбрелись. И когда работники красного чума раскладывали на земле латы — половицы, ставили шесты и обтягивали их берестой и разбивали брезентовую баню-палат-ку, взрослые не предлагали им назойливо помощь. Не лезли с советами, а занимались каждый своим делом, искоса наблюдая за строительством.

Не прошло и двух часов, как рядом с их чумами вырос новый большой чум и на все стойбище зазвучала музыка. Как и положено, первыми проникли в красный чум мальчишки: они застучали шахматными фигурками, зашелестели журналами; мужчины постарше осторожно выведывали у киномеханика, какие картины привез он в плоских круглых жестяных коробках. Дедушка Савватий, подперев ладонью левую щеку, понес к врачу свой больной коренной зуб и очень возмутился, когда молодая девчонка в белом халате потребовала, чтобы дедушка вначале хорошенько вымылся в бане-палатке, а потом явился к ней — иначе и лечить не будет...

Однако никто из оленеводов не шел в красный чум так неуверенно, так нехотя и связанно, как Филипп. Вначале он престо не решался войти туда. Из чума доносились всплески смеха, менялась музыка, а Филипп сидел на корточках поодаль и покачивал головой. Затем, когда уже почти все взрослые и даже старухи побывали в красном чуме (кто посидел с минуту на скамье, кто просто сунул голову), Филипп собрался с силами.

Вначале он шел быстро и решительно, размахивая для смелости руками, но, как только дошел до двери, пимы ¹ его словно

вросли в тундровую землю. Рукавом латаного пиджака он то и дело вытирал непросыхающий лоб. Волосы на темени и висках слиплись и торчали дикарскими космами. И еще неизвестно, вошел бы он в чум или нет, если б из него не выскочила девушка в городской юбке и спортивной, на «молниях» куртке. Увидев рядом с собой этого рослого по сравнению с ней парня, она удивилась:

— Филька? Ты?

Филипп натянуто заулыбался и промолчал. Да и что отвечать — сама ие видит, что это ои?

Девушка бросила в его широкую ладонь свою руку и быстро заговорила:

— Чего стоишь? Заходи. Как живешь?

— Ничего, — произнес Филипп, вошел в чум и присел на низенькую скамеечку. Град новых ее вопросов застал его врасплох.

— Ну чего ты все молчишь? — она стала терять терпение. — Расскажи что-нибудь, Филя. Забыл уже тот вечер?

— Нет, — сказал Филипп.

— Что «мет»? Нечего рассказывать или не забыл?

— Не забыл, — проговорил Филипп. — Все помню, Тамара.

— А ты все такой же! — вздохнула она. — Писали в газете, хороший пастух, а все такой же...

— А какой я должен быть! — вдруг выпалил ей в лицо Филипп и так покраснел, точно его ошпарили кипятком.

Тамара говорила с ним и одновременно развязывала свертки с книгами, вытаскивала из коробок какие-то брошюрки и сложенные географические карты. Потом стала подтаскивать к столу тяжеленный ящик. Филипп бросился помогать ей, и как-то получилось так, что он перестарался и неосторожно прищемил ей палец, попавший между ящиком и столом.

Тамара ойкнула, отдернула палец и принялась его сосать.

¹ Пимы — обувь из оленьей шкуры.

3*