Юный техник 1978-12, страница 39
от мороза был такой, что машины ходили с включенными фарами. Он потер виски пальцами, включил свет, слабо щурясь, посмотрел на осыпающуюся, порыжевшую от комнатного тепла новогоднюю елку, увешанную вместо игрушек ссохшимися, со сморщенной старческой кожей мандаринами и конфетами в розовых и бронзово-желтых блестящих обертках. Потом отвернулся к стенке, посмотрел на рисунки, которые его приятель-художник, приезжавший из Тюмени, сделал прямо на обоях. Квартира-то холостяцкая (жена его Женя и двухлетний сын Петр Дмитриевич живут в Москве, не рискуя переместиться в северную хоЛодину, в трескучий мороз), а раз холостяцкая, то рисовать можно не только на обоях, а и на потолке (да хоть и на полу!), тем более что украшений здесь все равно нет, надо же чем-то обиходить Дом. Надо же, заснуть снова он не может. А вот когда он был молодым, высоким, красивым, стройным и с пышной шевелюрой — такого с ним не было. «Когда я был молодым, высоким, красивым, стройным и с пышной шевелюрой» — это любимая присказка Дмитрия Конды-рева, начальника специализированного управления № 41 треста Севертрубопроводстрой; когда он был молодым — присказка ироничная — он и сейчас очень молод, насчет роста, тут и подавно несоответственно — роста Дима Кондырев маленького, под столом пешком пройти может... Так и не уснул он больше, встал, зажарил на сковороде кусок оленины, вызвал дежурную машину и поехал на работу. Что-то у управления не ладилось с годовым отчетом, дел и забот было по горло — на трассе, которую его ребята тянули на север Медвежьего, ночью стала очистная машина, надо было сле тать на Ми-восьмсу*, проверить, что там такое стряслось, в чем загвоздка. Да потом нужно было посмотреть, как там живет передвижной балочный городок Полярный, полторы недели назад передислоцировавшийся на Водозабор (есть такое место в речной пойме, корявым техническим словом один раз обозвали, с тех пор прозвище приклеилось намертво, хотя, в общем-то, все правильно — тут действительно воду берут), как там себя трассовики на новом месте чувствуют? За промерзлым, изрисованным диковинными папоротниковыми лапами окошком «уазика» угадывалась улица — длинная, с горбиной. Свет от фонарей был синим, зимним. Лет пятнадцать назад тут ничего не было из того, что стоит сегодня (а сегодня Надым — это город областного подчинения), и летал сюда Ан-2 с обустройщи-ками — плотниками, печниками, каменщиками, чтобы поставить временное жилье, обиходить это место, где домов-то имелось — пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. Вот каким был Надым пятнадцать лет назад. А сейчас это город. Град. Аэропортище будь здоров, самолеты прямо из Москвы принимает, тяжелые Ил- 78 из Тюмени сюда ходят, технику и материалы доставляют. Черт, давно матери письма не писал — да и не привык писать письма-то, это восемнадцатый век, л Кондырев, он все более современными видами связи привык пользоваться — телефоном, телеграфом... Телеграф — это коротко и ясно, а по телефону еще и живой голос услышишь. Он поерзал на холодном сиденье, подышал в перчатку недовольно. «Здорово, моя милая баба Оля. Прости, что я тебя бабой Олей называю, а не Ольгой Евгеньевной — ведь у тебя же двухгодовалый внук растет. А слов сочетание «баба Оля» я у Бориса Чер 37 |
