Юный техник 1980-03, страница 52

Потому что игра на органе — это и физический труд. Однако слушатель не должен видеть моего труда, поэтому я и сам не думаю об этом. Если он увидит, что я работаю, музыка для него кончится. А если мне покажется, что орган стал слишком сложным для музыканта, я выберу шарманку — ведь это тоже орган, причем проще некуда: там достаточно только крутить ручку. А по мне, чем сложнее, тем проще. Это не парадокс. Чем многограннее инструмент, тем щедрее он разрешает мне выбирать. Более того, я вижу в нем советчика, тонкого и умного. Вообще для меня орган — почти живое существо. Тем более что у него появилась даже память.

Корреспондент. У органа есть память?

Игорь Андреевич. У нашего органа есть. Во время игры трудно переключать регистры, особенно если надо сбросить десяток-два одних и ввести столько же других. Перед концертом в память вводятся наборы регистров в нужной последовательности, потом каждый набор можно включить нажатием одной кнопки.

Корреспондент. Выходит, орган вбирает в себя все достижения современной техники?

Вадим Алексеевич. Машина органа. А сам инструмент остается средневековым. И сегодня его делают так же, как и сотни лет назад. Вручную отливают оловянно-свинцовые листы для труб, вручную кроят, вальцуют, паяют.

Роальд Александрович. Мы говорили, что орган — это сочетание инструмента с машиной. Наверно, стоит уточнить — древнего инструмента с современной машиной. Выходит, у инструмента другая надежность — во времени. Как у скрипки, виолончели, гитары. Они тоже почти не меняются сотни лет.

Корреспондент. А не может ли эту надежность разрушить электронный орган? Он гораздо де

4 «Юный техннк» № 3

шевле, места занимает не в пример меньше и звучит похоже.

Гарри Яковлевич. Похоже на орган — может быть. Но, с другой стороны, похоже и на все остальные электронные инструменты. А в искусстве похожесть не ценится. Когда мы говорим: орган Домского собора, орган Вильнюсской картинной галереи, орган зала имени Чайковского, мы имеем в виду не только место размещения инструмента. Зал становится неотъемлемой частью органа. Заметьте, не орган — часть зала, а зал — часть органа. Потому что только здесь инструмент звучит своеобразно и неповторимо. Когда один из ленинградских органов перевезли в Москву и установили вот тут, в этом зале, он стал звучать намного хуже. Пришлось строить другой — тот, который вы слушали сегодня. Ну а электроорган, сами понимаете, везде одинаков... Хотя сам по себе, вне сравнений, он хорош — для своего репертуара.

Корреспондент. Исчерпывающий ответ. Мне кажется, на этом можно-поставить точку...

Гарри Яковлевич. Минутку. Углубившись в технику, мы совсем забыли о музыке. Я хотел бы заключить нашу беседу словами знаменитого художественного критика Владимира Стасова. Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл помню хорошо: «Этот инструмент выражает глубочайшие и могущественнейшие стремления человеческого духа. У него одного есть тот величественный, идущий как будто из вечности голос, которого нет ни у одного другого инструмента, ни у одного оркестра».

Записал беседу С. ГАЗАРЯН

Рисунки В. БУТУРЛИНЦЕВА

Фото Ю. ЕГОРОВА

49