Сделай Сам (Знание) 1999-02, страница 132

— Его превосходительство генерал-майор Петр Абрамович Аннибал.

На легких коротких ножках в гостиную буквально влетел старик небольшого росточка, с седыми клочковатыми волосами на небольшой голове, с выпуклым лбом и кофейными глазками. Темно-зеленый допотопной формы военный сюртук дополнял снисходительное любопытство, с которым глядели на пришедшего гости.

— Дознался от братца... от Ивана Аб-рамыча... про радость. Вот долгом почел внука своего поглядеть и крестик ему от деда... Он где сейчас? Внук-ат?

Петр Абрамыч приходился родным дядей Надежде Осиповне, и такое внимание его к новорожденному вызвало смущение гостей. А старик вдруг хрипло спросил Сергея Львовича:

— Может, статься, я помешал?

Марья Алексеевна, недолюбливавшая

всех Аннибалов, недовольно, но вежливо предложила садиться к столу.

Чай Петр Абрамович пить не стал, попросил водки. Марья Алексеевна достала откуда-то старую полынную настойку. Испробовав, старик изрек:

— Я, сударыня, настойки в простом виде не пью, я ее перегоняю, возвожу, так сказать, в известный градус крепости. Чтоб вишня, горечь, чтоб сад был во рту.

Нежно поблагодарив сударыню-сестрицу, он выпил и за женщин, и те увидели, что «арап был старый любезник и мил».

От рюмки к рюмке дед все более хмелел, и словно вихрь заходил по дому, скоро распугал всех гостей и потребовал показать внука. Со страшной решительностью, качаясь, он прошагал в детскую. В детской присмирел, глядя на малыша, приказал няньке Аришке, служившей ко-гда-то и у Аннибалов:

— Ты смотри, Аришка, за барчуком. Честное аннибальское слово, львенок, арапчонок! Милый! Аннибал великолепный! В деда пошел! Принимаю! Вина!

Вдруг неожиданно легко поднял ребенка и, держа одной рукой, другой сунул в свивальник золотой крестик.

— И нарекли великолепно! Как Александра Васильевича Суворова! Поздравляю, сударыня-сестрица! Великолепный Аннибал и Александр!

...Больше подобных празднеств в честь Сашки, как звали будущего поэта родите

ли, недолюбливавшие его за леность, угрюмость и нелюбезность, не устраивали. Часто бранили и наказывали, порой лишая и стола. И тогда, глядя жалостливо на ребенка, няня Арина совала ему пряник и прижимала к теплой, широкой груди.

Гости и вообще все реже показывались у Пушкиных. Как ни билась Марья Алексеевна, достатка в доме не было — Пушкины были пустодомы. И в обычные дни обеды в доме были довольно скаредные.

Сергей Львович, правда, порой сам отправлялся в Охотный ряд за рыбой. Знатоки толпились у ларей, брюхастые продавцы в синих кафтанах, отвешивая поклоны, вполголоса предлагали животрепещущий товар, лежавший кучами. Знатоки заглядывали в жабры, в глаз — томный ли, смотрели: перо бледное или красное, принюхивались, обменивались мнениями и новостями. И это был не просто базар, а нечто вроде Английского клуба с приятельскими встречами. Отменным вкусом всегда славилась стерляжья уха. Это, кстати, запомнилось будущему поэту, отметившему позднее, среди грочего, в «Евгении Онегине»:

Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой.

Своими девами прельщает,

Стерляжьей потчует ухой.

Став взрослым, Александр не любил обедать у родителей. По общему наблюдению друзей его, старики Пушкины не были гастрономы. «...Холостым, — вспоминала Анна Петровна Керн, — он редко обедал у родителей, а после женитьбы почти никогда. Когда же это случалось, то после обеда на него иногда находила хандра». И она же говорит о другом, более позднем времени: «После женитьбы я видела его раз у родителей во время их обеда. Он сидел за столом, но ничего не ел. Старики потчевали его то тем, то другим кушаньем, но он от всего отказывался и, восхищаясь аппетитом своего батюшки, улыбнулся, когда отец сказал ему, предлагая гуся с кислою капустою: «Это шотландское блюдо», заметив при этом, что он никогда ничего не ест до обеда, а обедает в 6 часов».

Лицейский друг Пушкина Антон Дельвиг со свойственной ему иронией, кажется, понял причину отказа сына от родительских обедов:

130