Сделай Сам (Знание) 1999-02, страница 137

на Львовна вручила Сашке запечатанный конверт со сторублевкой:

— Это тебе на орехи, смотри, не оброни.

Василий Львович тотчас взял конверт из мальчишеских рук и положил себе в карман на сбережение. Их, впрочем, он так никогда и не вернул.

Коляска была подана. Родные стояли притихшие, чинные. Арина, бледная, без кровинки, на пороге перекрестила любимца Сашеньку и что-то пошептала. Сердце его сжалось...

...Перед поступлением в Лицей двенадцатилетний Саша несколько месяцев прожил с дядей в гостиничной квартире на Мойке. Александр наслаждался. Ему нравилось здесь все. Он забыл про Москву, брата и сестру. Лишь однажды, найдя у себя в вещах черствый пряник, сунутый Ариною, вспомнил ее и, подумав, съел пряник.

Дядя вставал поздно, и Александр с утра бродил по городу, порой забыв о еде. Ему нравились белые ночи за окном, атмосфера литературной борьбы, взаимных стихотворных уколов и импровизаций, которой дышал дядюшка и его друзья, посещавшие их дом. Здесь узнал он поэта Батюшкова, набиравшего тогда силу в литературных кругах. Литературные мнения дядюшки казались ему неоспоримыми. Своим «парнасским отцом», что «с музами сосватал», — так назовет он его впоследствии. И к поступлению в Лицей литературные вкусы Александра и пристрастия были вполне сложившимися.

А дядюшка и, верно, был человеком оригинальным. Старомодное остроумие, незлобливый нрав и добродушие сделали Василия Львовича своего рода достопримечательностью не только дворянской Москвы, но и всеобщим добрым знакомым многих известных петербуржцев.

Расставшись с супругой, за два года он побывал в Германии, Англии и Франции. Более всего понравился ему Париж, где пополнил он свою библиотеку и брал уроки декламации у знаменитого актера Тальма. После поездки заделался славным франтом и гастрономом. В Москве стал он неизменным посетителем Охотного ряда, где рассказывал, что самые вкусные пряники в Париже зовутся «монашками», о лавочке славного Шевета в Пале-Рояле, у которого был «отменный холодный пастет, утиная печенка из Тулу

зы и жирные сочные устрицы». Об иноземных устрицах рассказывал он Александру и по дороге в Петербург и заглазно учил его, как их есть: кропить лимоном и глотать. Рот его при этом буквально водило от воспоминаний.

Василий Львович недолюбливал тех, кто мало ел и плохо разбирался в еде. В Москве любил устраивать званые обеды, стол заботливо с самого утра собирала сестра его Аннушка. Он сам изобретал на кухне блюда, которые должны были заменить парижские, приглашая любителей их отведать. Немало готовилось в его доме и блюд по парижским рецептам, записанным Василием Львовичем в книжечку прямо от трактирщиков. Повар его Влас, которого звал он после Парижа Блэзом, неплохо с этим справлялся. Как-то удалась Блэзу даже мателота, какую дядюшка ел в шикарном парижском ресторане. Правда, рыбы морской не оказалось, сошел налим. Разницы большой это не имело, главное было соблюсти пропорции перца, соли и уксуса. Барин сам лично руководил тогда приготовлением ее, гости ели охотно и много. Но когда самолюбивый и важный Дашков, не оценив дядюшкиных стараний, равнодушно сознался, что рыба не понравилась, тот смертельно на него обиделся.

По московским обычаям на Маслену, как водится, ели в доме Василия Львовича жирные блины, отменные Блэзовы пирожки. Одним словом, все делалось от души и на широкую ногу. Кухня всегда была тайным его честолюбием.

... Что наша жизнь ? — роман.

Что наша смерть? — туман,

А лучше что всего? Бифштекс

и лабардан.

А если я умру, тс труп мой хищный вран

Как хочет, так и ест... —

такой вот экспромт выдал дядя как-то в гостях у Хераскова.

Блэза взял дядя с собой и в Петербург. И привез он его недаром: у французского посла Коленкура был знаменитейший в то время повар Тардифф, который буквально басней сделал стол своего хозяина. Правда, Василий Львович считал посла интриганом, а своего Блэза ничуть не хуже Тардиффа, не переставая мечтать обойти славой француза. Случай представился: посол был отозван, соперник Блэза последовал за ним. Теперь можно и

135