057. Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, страница 27

МОНАСТЫРЬ II МИР

Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский; 1897—1944, убит при невыясненных обстоятельствах) с игуменом Павлом (Горшковым) (слева) и архимандритом Парфением (Шатининым) (справа). В 1941 году митрополитом Сергием на северо-западной территории СССР, оккупированной немцами, была создана Псковская православная миссия. Псково-Печерский монастырь не имел к ней прямого отношения, однако действовал вполне в ее русле. Вопрос о степени лояльности сотрудников миссии по отношению к оккупационным властям — болезнен и спорен. Несомненно, однако, то, что деятельность миссии немало способствовала духовному возрождению в оккупированных районах.

не произошло. Не успело произойти. 8 июля 1941 года в Печоры вошли немцы. На тот момент монастырь находился в двойном подчинении: митрополиту Таллинскому Александру (Паулусу) и экзарху Прибалтики митрополиту Сергию (Воскресенскому). Сохранилось письмо наместника Псково-Печерской обители, адресованное митрополиту Александру. На нем проставлена дата: 20 сентября 1941 года. Соответственно, прошло два с половиной месяца с момента установления в Печорах оккупационного режима, и отец наместник уже имел какие-то основания так или иначе оценить ситуацию. Письмо выдержано в осторожном, но оптимистичном тоне: «Целы и невредимы... все храмы Божии и все в них... Богослужения всегда происходили. Мы поражены заботою о нас нашей Небесной Игу-мении... Милостью Божией сделали необходимый ремонт...» В общем, картинка почти идиллическая. Но, конечно, до идиллии было весьма и весьма далеко.

Осенью 1941 года архимандрита Парфения, ушедшего на покой по старости, сменил на посту наместника монастыря игумен Павел (Горшков). Он управлял монастырем на протяжении всех военных лет. Самое тяжкое, что посвятить свои силы одним лишь только делам обители он не мог — его участия требовали многие, очень многие. Вновь, как и в давние века, к монастырю взывали о помощи те, кто оказался на грани выживания. Политика

оккупационных властей в отношении местного населения («недочеловече-ского» в своей массе, по их меркам) была очевидна: не можешь работать — умри. Чудовищные письма приходили игумену Павлу. Вот одно из них: «Отец

К концу войны Печерский монастырь находился в удручающем состоянии. На фото: Михайловский собор, 1944 год.

Павел! Умоляю Вас, посетите богадельню, окажите милосердие никому не нужным людям. Ведь подумайте, от голода один выбросился из окна, вчера умер, а другие просят отравить их. Очень надеюсь, что Вы не откажете в моей просьбе». Подпись: «София Дмитриевна Петрова из г. Пскова. Богадельня в Завеличье».

Монастырь старался помочь всем — как из собственных, не столь уж великих, запасов, так и собирая пожертвования среди прихожан. Регулярно подводы с картофелем, мукой, овощами, крупой отправлялись в богадельни, приюты, лагеря для военнопленных. На каждую из этих экспедиций требовалось получить разрешение печорской комендатуры. А она разрешение давала не всегда. Особенно — на переправку продовольствия в лагеря для военнопленных. В определенный момент какая-либо помощь военнопленным была совершенно запрещена.

Естественно, помогая обездоленным людям, монастырское руководство не могло совершенно устраниться от контактов с фашистским начальством. Эти контакты — никогда не выходившие за официально-необходимые рамки — были поставлены в вину игумену Павлу после того, как в Печоры вошли советские войска. 11 августа 1944 года город был освобожден от захватчиков, а 25 октября 1944 года уже состоялся первый допрос престарелого игумена. И вот инфернальная ухмылка советской следственной практики: за три дня до первого (!) допроса «гражданина П.М. Горшкова» обследовал врач, сделавший вывод: «Этапом следовать может транспортом, к физтруду не годен». То есть подозреваемого еще не допрашивали, но приговор в общих чертах был уже ясен. Игумену Павлу, 77-летне-му старцу, дали 15 лет лагерей. В 1950 году он умер «в местах лишения свободы Кемеровской области (Сиблаг)».