Вокруг света 1955-05, страница 28

лостными лучами утреннего солнца все зеленые краски растворились в тусклом, сером цвете стен и земли. Передо мной была кучка домов, раскиданных з беспорядке по сторонам улицы и окруженных жалкими огородами и редкими чахлыми оливами. Почти все дома состояли из единственной комнаты без окон. Свет проникал через входную дверь. Сейчас двери были плотно закрыты, так как крестьяне ушли в поле. На порогах нескольких домов сидели женщины с детьми или старухи, сучившие шерсть. Они молча кланялись, провожая меня взглядом широко раскрытых больших глаз.

Встречались и двухэтажные дома, украшенные балконами. Входные двери у них не из почерневшего от времени, источенного дерева, а сверкают свежей краской и медными ручками. Но таких домов в Гальяно немного.

Заметил я длинное узкое одноэтажное здание, построенное в стиле модерн, характерном для окраин итальянских городов. Это была казарма карабинеров. На мостовой и около домов в кучах отбросов и мусора, недоверчивые и свирепые, хрюкали свиньи, окруженные выводками поросят. Мой пес Барон пятился от них и рычал, обнажая зубы. Шерсть его поднималась дыбом.

За последним домом селения, там, где дорога пересекает маленькую седловину и начинает спускаться к С аур о, виднелась изрытая площадка, местами поросшая пожелтевшей, высохшей травой. Это было спортивное поле — плод трудов подесты Магаллоне. Слева от дороги ответвлялась тропинка, взбегавшая на покрытый оливами холм к маленькой железной калитке. Никогда не запиравшаяся калитка вела за низкую кирпичную ограду. Там высились два тонких кипариса и виднелись белевшие под лучами солнца могилы. Кладбище было крайней границей в этом конце селения, до которой мне разрешалось доходить во время прогулок.

С этого холма открывался вид более широкий и менее жалкий, чем с какой-либо другой точки. Всего Гальяно, которое прячется, как притаившаяся между камней длинная змея, отсюда не видно. Только красно-желтые крыши домов высокой части селения просвечивают сквозь серую листву олив; нарушая неподвижность пейзажа, ее шевелит ветер, и она кажется живой. А за расцвеченным красками первым планом раскинулась необъятная пустыня глинистых земель. В раскаленном воздухе она кажется волнующейся, как море, и на горизонте сливается с небом. Чад ее однообразной, утомительной белизной проно

сятся легкие тени облаков. На раскаленной от зноя ограде неподвижно замерли ящерицы; в тишине время от времени начинают переговариваться две цикады, словно репетируя дуэт, а затем неожиданно замолкают...

МАТЕРА

Из Турина приехала моя сестра. Она могла пробыть в Гальяно только четыре-пять дней.

— Мне пришлось потерять много времени на дорогу, — говорила она. — Нужно было заезжать в Ма-теру, чтобы заверить в полицейском управлении разрешение посетить тебя. Вместо того чтобы ехать кратчайшим путем — через Неаполь и Потенцу, я должна была добираться до Бари, а оттуда в Матеру. В Мате-ре потеряла целый день, дожидаясь автобуса. Что за место! Я не много успела увидеть в Гальяно, но мне кажется, что здесь не так уж плохо: во всяком случае, не может быть хуже, чем в Матере.

Я раньше не бывала в этих местах, но все же как-то себе их представляла, — рассказывала она. — Но Матеру такую, как я ее увидела, не могла даже представить...

Я приехала туда часов в одиннадцать утра. В путеводителе прочла, что это живописный город, который обязательно следует посетить, что в нем есть музей античной культуры и представляющие большой интерес пещерные жилища. Но когда я вышла из вокзала — нового здания очень пышной архитектуры — и огляделась вокруг, города не увидела. Я находилась на пустынном плоскогорье, окруженном невысокими, лишенными растительности холмами. Выгоревшая, серая земля была усеяна грудами камней. В этой пустыне высилось восемь-десять больших облицованных мрамором домов с роскошным парадным входом, вычурными архитравами, украшенными торжественными латинскими надписями, и сверкающими на солнце колоннами. Некоторые из них не были закончены; заброшенные, нелепые, они казались чудовищным парадоксом на фоне этой безрадостной, нищей природы. Квартал из нескольких жалких домишек, сооруженных наспех, облезлых и уже начавших разрушаться, связывал между собой мраморные дворцы... В этих построенных в начале нашего века помпезных зданиях помещались полицейское управление, префектура, почта, муниципалитет, казарма карабинеров, местная организация фашистской партии и другие учреждения. Но где же город?

Отойдя на некоторое расстояние от вокзала, я, наконец, очутилась на улице. По одной стороне ее шли старые дома, а с другой был обрыв. На склоне обрыва и находился город. Но сверху, с того места, где я стояла, почти ничего не было видно, так как обрыв был очень крутым, почти отвесным. Наклонившись, я смогла увидеть только выступы, которые скрывали теснящиеся под ними дома. На первый взгляд это была гора серобурого цвета; ни единого деревца, только камни да выжженная солнцем земля. Внизу текла мелководная речонка Гравина. Грязная вода застаивалась среди загромождавших русло камней. От нее поднималось тяжелое зловоние. На дне ущелья высились две огромные конусообразные скалы. У подножья их белела церковь Санта-Мария-де-Идрис. Она казалась ушедшей в землю. Ущелье наводило на мысль о дантовом аде — таким мы представляли его себе, учась в школе.

24