Вокруг света 1963-04, страница 43

-

Ш4

Svj®

ш

НА ПЕРЕХВАТ

В. СМИРНОВ, Фото В. КУНЯЕВА

наш спец. корр.

(Рассказ об одном дне Н-ского аэродрома)

н летит над вами, неслышный, стремительный и вкрадчивый. И невидимый: ваша наблюдательность обманута тишиной. Он мчится, опережая грохот разгоряченных двигателей. Удар! Это звук, который не успевал долететь до вас, как бы сконцентрировался в одном мощном всплеске.

Потом вы слышите гитарную басо-витость двигателя. Самолет уходит вверх. Струна затихает.

А потом высоко в небе рождается блеск. Сверкающая игла прочерчивает безмолвное небо, тянет за собой белую инверсионную нить. Нить замысловато закручивается.

Здесь, на земле, понятная вам жизнь: неспешный, валкий бег катера по неспокойному озеру, сети на берегу, дымок над рыбокоптильней, железный скрип автокрана, пыхтенье маневрового паровоза — все это в одном будничном, привычном ритме. А там, в высоте, среди шестиде-сятиградусной зимы, летит человек. Там чья-то жизнь, кажущаяся сейчас одинокой, так не похожая на вашу.

— Только не пишите о богах и титанах, — говорит подполковник. Он, как и все пилоты, в темной, несколько потертой куртке, подбитой овчиной, в плотных брюках, придающих внешнюю неуклюжесть и кургу-зость его фигуре. — Мы здесь служим. То есть работаем. Вот так

На иных широтах уже родился и выцвел рассвет, на теплых широтах воздух ласков и прогрет солнцем, а здесь, за Полярным кругом, солнце ходит по особому расписанию: темнота, кажется, сгустилась к утру. Быть может, это оттого, что зажелтели окна в домах. Нереально и при

зрачно молчаливое движение темных фигур по тропкам Картина эта рождает ощущение не раз виденного, знакомого — обычный утренний, ранний ход людей на работу; так идут шахтеры на смену, так в большом городе, при свете уличных фонарей молчаливо и деловито шагают те первые, кому положено раньше других вставать и начинать день. С заснеженного поля, как призывы заводских гудков, несутся раскатистые взвывания реактивных двигателей.

Подполковник поднимает воротник, поворачивается спиной к ветру. Дует хиус.

— Заполярье, — коротко говорит подполковник — Заполярье..

Он, видно, считает, что одно это слово рисует достаточно яркую картину. Ночь и хиус — лучшие эпитеты. На многие километры вокруг тундра, болота да вараки — горы. Вздохи Ледовитого ощутимы и злы.

К автобусу подходят летчики, из-под курток торчат глянцевитые носы кобур, подполковник ничем не выделяется среди них, он в такой же куртке и шапке. Несколько незначительных фраз, шутки, как бы проверка настроения перед ответственным заданием. Барометр показывает «ясно», а над головами — движение темных облачных гряд.

В заднем углу автобуса речь идет о подледном лове и о мормышках. Капитан Кривцов — мы успели познакомиться с ним в столовой — прислушивается к разговору, изредка роняет короткие иронические замечания. Придет час полетов, и оборвется традиционная утренняя «травля» с ее шуточками и добродушным подтруниванием, лица станут строгими.

каждое движение приобретет деловой лаконизм: момент вылета, требующий предельной внутренней собранности, придаст им внешнюю схожесть, а пока... Пока каждый из пилотов остается самим собой: и аккуратный маленький Кривцов с его склонностью к иронии и балагур Ко-стюченко, враг молчания и скуки...

Простой разговор, однако, не скрывает печать какой-то особой ответственности на лицах летчиков. Только что отменена повышенная боевая готовность. День за днем аэродром жил особо чуткой, особо напряженной жизнью. Далеко отсюда Карибское море, ио волнение, сейсмическими волнами охватившее мир, ощущалось и здесь: агрессор мог решиться на худшее, и эти ребята должны были преградить дорогу ядерным бомбардировщикам, закрыть северные подступы к стране.

И мы с вами запомнили те напряженные дни, но ритм нашей жизни не был изменен, мы могли спать спокойно — именно потому, что эти люди в капитанских погонах, как и вся армия, не знали покоя, дежуря холодными ночами у своих стремительных серебристых машин. «Не боги и не титаны...»

Кривцов скрывается в тесной кабинке своего «МИГа», техник вытаскивает чеку катапульты, захлопывается колпак. Первая тусклая и чадная вспышка двигателя, резкая, как выстрел среди перемирия, и нарастающий гул заволакивает уши. Только сейчас становится ясным, какую мощь вложил человек в этого миниа-

ЧАСОВЫЕ ЖИЗНИ

37