Вокруг света 1963-07, страница 31

Йунай проснулся хмурый, озабоченный. Первые лучи солнца не радуют его. Кажется, никогда он так упрямо не оказывался стать голубым. Волны свинцово-темные, тяжелые. В далекий и скалистый берег врезается остро-белое лезвие прибоя.

Впереди поднимается черная зубчатая преграда гор. Это перемычка между Карпатами и Балканами — самое мощное препятствие на всем пути дунайских вод, *"Де Дунаю нужно будет вгрызаться в теснину.

— Да, суровая река Дунай...

Это мои слоеа. Я неосторожно произнес их в присутствии нашего штурмана Ивана Васильевича, худощавого юноши, нежно влюбленного в Дунай.

Мне следовало бы знать, что называть Дунай рекой здесь, на судне, не принято. Дунай — это Дунай. А люди, занятые на дунайском транспорте, не речники, а моряки. Да, да, моряки! Иван Васильевич уже разъяснил мне однажды: плавание здесь заграничное, как на море. И глубины не по-речному большие, позволяющие морским судам подниматься высоко вверх по Дунаю. И трудности плавания...

Правда, нет тайфунов, но зато есть Катаракты. Катаракты, в которые мы сейчас войдем.

шине утеса. Невольно ждешь, что Дунай минует сейчес теснину и разольется снова, как бывало раньше, — но нет, за поворотом опять обрывы и выступы в клочках зелени.

Теснина кончится не скоро. Сто семнадцать километров должны пробежать воды Дуная в каменном жерле Катарактов, чтобы достигнуть равнины.

ЧЕМ НЕ МОРЕ?

Я поднялся наверх, чтобы лучше видеть скалистые стены, обступавшие нас. Иногда они так нависали над судном, что закрывали солнце, недавно перевалившее за полдень. Рядом со мной, за стеклом, в ходовой рубке, люди в морских кителях вглядывались в берег. Губы у них плотно сжаты — сейчас не до разговоров.

И все же штурман Иван Васильевич разрешает себе передышку!

— Ну, чем не море! А вы говорили... Знаете, если уж Аральское озеро — море... Морские проливы взять, редкий так опасен. Тут же узкости... И сумасшедшая вода. Сумасшедшая, — повторяет он с ноткой почтения. — Рыба и та теряет силы... Так колотит ее о камни.

PASABM ГАЯ

ГОРЫ

В. ДРУЖИНИН

...Берега разбежались в стороны, Дунай разлился на необъятном просторе, он точно прикрылся перед схваткой широченным щитом, тускло мерцавшим под грозовыми облаками. А клинок Дуная уже рассек горный хребет, но брешь еще узка, и я почти физически ощущаю напряжение, с которым Дунай вдавливается в пролом.

Кажется, напрасно трудится сейчас машина нашего теплохода, зря взбивает воду винт — нас, наверное, попросту несет туда, в проток или на скалы... Штурмана уже нет на палубе — он на мостике, вместе с капитаном. Там сейчас самые опытные, самые зоркие.

Еще несколько минут, и над обрывами, справа и слева, возникают зубчатые стены и башни — крепости, воздвигнутые людьми. Слева — руины Ласловара, сильно разрушенного войнами и временем, а на правой стороне — замок Голубац — он, видимо, помоложе. Его стены бодро взбираются на кручу. А на самой середине Дуная, над бурунами, торчит каменный зуб, похожий на остаток расколовшейся башни. Но нет, это уже природная скала — Бабакай. Она напоминает судам, что проход в горах еще не расчищен, не сглажен Дунаем и, значит, надо быть начеку...

Дунай пенится, бурлит. Теперь нужно задрать голову, чтобы посмотреть на Голубац, он едва виден на вер-

Дружба

Сотрудничество J Взаимопомощь

Русло извилисто, перед каждым поворотом кажется, что массив берега сплошной и мы в тупике. Просвет открывается внезапно и не там, где его ищешь. Но вот мы окончательно в ловушке! Теплоход окружен горами. Мы точно в котле.

— Верно, — смеется штурман. — Это место так и называется — Казан. Котел, по-турецки...

Он рассказывает, что гитлеровцы собирались взорвать скалы-исполины, обрушить их в Дунай и загородить путь советским боевым кораблям. Югославские партизаны не дали им сделать это. Они прошли по кручам, где редко ступала нога человека, и уничтожили фашистов.

Снова просвет, и Дунай, пенясь, вырывается из котла. С теплохода можно пересчитать листья на кустике, впившемся корнями в камень, у самой воды.

— Дорога императора Траяна! Видите!

Траяна? Вот как? Она вовсе не выглядит такой старой, эта дорога, врезанная в отвесную толщу камня. Ею еще можно пользоваться. Строили дорогу рабы из завоеванных провинций. Рабы и шагали по ней — древние бурлаки, тащившие против течения груженую ладью.

Вспоминаешь изображение бога Дуная на мраморе римских алтарей. Гневный старец, насупленный, в длинных одеждах, пляшущих на резком ветру... Нетрудно представить, как истово возносились моления безжалостному богу, в особенности здесь, в пасти Катарактов.

Не раз пытались люди поспорить с ним. Тысячи рабов по велению Цезаря высекали углубления в русле, в заводях и где помельче — пытались создать удобные для судов каналы. Затею пришлось бросить.

29