Вокруг света 1963-08, страница 63

ананасы и апельсины. Европейских фруктов и овощей Генри не выращивал. Они не прививаются на полинезийской почве, а если бы и привились — муравьи и прочие насекомые тотчас расправились бы с ними. У местных плодовых растений есть еще то преимущество, что они почти не нуждаются в уходе.

Хуже было со свежим мясом. Правда, в долине обитало множество одичавших кур. В горах бродили одичавшие козы, но только у Алексиса хватало опыта и выдержки охотиться на них. Разумеется, мы с удовольствием ели козлятину, когда он приносил, но чаще обходились яйцами, консервами, рыбой. И даже при всем этом обилии пища иногда казалась нам однообразной.

Пили мы сок кокосовых орехов, кроме того, в долине росли кофейные кусты. За несколько часов без труда можно было собрать десяток килограммов зерен. Иногда Алексис заготавливал тонну-другую для продажи в Папеэте, но чаще всего кофейные бобы пропадали. Ирония судьбы — мы с Марией-Терезой кофе не любим и за все время пребывания в этой долине не выпили ни одной чашки.

Итак, продовольствие на день заготовлено. После этого мы садились за самодельный письменный стол возле окна с видом на океан и несколько часов работали. Вот где были идеальные условия для работы! Никаких телефонных звонков. Почта приходила не чаще раза в месяц. Соседей нет. Не надо куда-то спешить на автобусе или трамвае, не надо следить за часами. Солнце было нашим единственным ориентиром. Поднимется высоко, начнет припекать — делаем перерыв, едим и ложимся вздремнуть, как положено в Полинезии.

Просыпались мы, когда солнце скрывалось за гребнем на западе и снова воцарялась приятная прохлада. Работали по дому, бродили по Эиаоне и соседним долинам. Всегда находилось какое-нибудь дело: починка, расчистка, стирка, фотографирование. В шесть часов быстро темнело и наступал вечер. Но так как мы вставали в шесть утра, то нас это вполне устраивало. Я всегда с особым удовольствием буду вспоминать вечера в Эиаоне. Наверно, с каждым так бывает: книги, которые надо прочесть, копятся, копятся, копятся... Мы с Марией-Терезой привезли целый ящик таких книг. И теперь при свете керосиновой лампы принялись за них, жадно поглощая страницу за страницей...

ВЕРХОМ В „СТОЛИЦУ"

Мы, наверное, так бы и осели в тихой долине Эиаоне, если бы не одно непредвиденное обстоятельство. Нет, не несчастный случай и не стихийное бедствие изгнали нас. Никто не нарушил наше спокойствие, и отношения с местными жителями не испортились. Мы ни в чем не испытывали нужды. А случилось то, чего мы втайне побаивались: Мария-Тереза и я заболели.

По истечении нескольких месяцев жизни на новом месте у нас появилось непривычное недомогание. Руки стали странно тяжелыми — не поднять, а работать и того труднее.

Вывод мог быть только один. И когда мы рассказали Генри про странные симптомы, он подтвердил наши подозрения.

— Ясно, как дважды два: элефантиазис, — ответил он. — Суставы не обязательно распухнут сразу. Может пройти много времени, даже несколько лет. У вас пока еще первая стадия: тяжесть в руках и ногах, иногда повышение температуры.

Кому знать об этом, как не Генри: он сорок лет болел слоновой болезнью.

— Послушай, а разве в Атуоне нет врача? — спросил я его.

— Есть на ваше счастье. Прежде он жил на Нуку-хиве, тогда к нему можно было попасть, если случайно подвертывалась шхуна. Берите коней и отправляйтесь на обследование.

Отправляйтесь на обследование? По прямой от Эиаоне до Атуоны около двадцати километров. Но ведь придется ехать по узенькой тропке, которая извивается

вдоль гребней. Следовательно, путь окажется минимум* вдвое большим. А мы уже убедились, что верховая езда на Маркизских островах — дело далеко не простое. Вывод напрашивался сам: я поеду один. Ведь у нас с Марией-Терезой одинаковые симптомы.

Тропа была показана на карте, которую нам дал Генри. Но я уже знал, сколь далеки местные карты от действительности, и предпочел найти проводника. Как раз в это время появился атуонец Пуане, который возвращался домой. В Пуамау он ввязался в драку и теперь боялся, что за ним снарядят погоню. Я мог быть совершенно уверен, что он будет двигаться быстро, не станет нигде задерживаться для сбора чудодейственных лекарственных растений, навещать родичей, ловить раков в речушках... Мне нужен только добрый конь и побольше мягких одеял на седло — и уж я как-нибудь не отстану от него!

Мы отправились рано утром по холодку. Я сидел очень прямо и помахивал прутиком, чтобы все думали, что я командую конем, а не наоборот. Мария-Тереза, Генри и прочие обитатели стояли у калитки, махая нам вслед. Но вот они исчезли за поворотом, и я не замедлил принять более естественное для меня положение.

Увы, торная тропа быстро кончилась. Дальше мы двинулись по узкому руслу мелкого ручья, окаймленному цепким кустарником. Но не это, а зрелище, которое открылось нам с первого же гребня, обескуражило меня. Отроги чередовались с глубокими долинами. Здешнюю местность можно сравнить с рукой, расставленные пальцы которой указывают на море. Я-то надеялся, что мы проедем по ровному месту, а оказалось, что надо петлять по горам и долинам! Только взберешься на гребень — уже крутой спуск. Разность высот достигала 300—400 метров, и мы продвигались очень медленно. Через несколько часов сделали привал, одолев каких-нибудь пятнадцать километров...

Но вот тропа стала сворачивать в глубь острова, поднимаясь все выше и выше. Мотая головами, кони тяжело карабкались вверх по гребню шириной не более метра. С обеих сторон — круто обрывающиеся склоны; далеко внизу — долины с пальмами, которые нам казались совсем крохотными. В горах растительность была скудная и однообразная. Кустарники сменились высоченным древовидным папоротником.

Вдруг пошел дождь. Хлынул внезапно, точно где-то открыли кран, как всегда в тропиках. Я не успел достать плащ и сразу промок насквозь. Плотная завеса дождя все заволокла, я едва различал коня Пуане перед собой. А мой проводник как ни в чем не бывало продолжал путь. Оставалось положиться на него и на своего коня. Прошел и час и два, но дождь все не прекращался. Такой ливень только в кино увидишь.

Так же внезапно дождь прекратился. Подъем продолжался, но теперь я уже не видел долину: все застилало море облаков, из которого гребень отрога торчал наподобие спины доисторического чудовища.

— До Топакеекее доберемся и отдохнем, — сказал Пуане.

— А там что — дом есть?

— Нет, это такое место, там однажды сорвалась в пропасть лошадь, которую звали Кеекее. После дождя часто бывают оползни. Вдруг прямо под ногами обваливается часть тропы. Обычно всадник успевает соскочить, но лошадь погибает. Отсюда до ложа долины тысяча метров, только сейчас не видно.

«И слава богу, что не видно», — подумал я. Но на всякий случай зажмурился.

В дальнейшем наиболее рискованные места я проходил пешком, ведя коня в поводу.

Наконец тропа вышла на горное плато. Подъем стал легче, воздух здесь был чист и свеж. Выглянуло солнце, в небе изогнулась великолепная радуга. Точно ворота в сказочный край. Я быстро убедился, что место здесь и впрямь необычное. На Маркизском архипелаге редко найдешь большие ровные участки. А тут на пять километров в ширину и на десять в длину простерлось чудесное плато. Сперва мы ехали через лес, между высоких манговых деревьев и таману. Никаких зарослей, которые заслоняли бы вид на окрестности, зато нередко попадались светлые прогалины. Потом мы очутились

57