Вокруг света 1963-12, страница 48

знал, как страшны в своей разрушающей силе эти осыпи. Когда путь его преградила такая осыпь (шириною около ста метров и бравшая свое начало где-то в вершинах Кандакута), он пошел осторожно, стараясь не шевелить сыпунцов.

Нерон сновал из стороны в сторону, теряя и опять отыскивая следы Сыпунца. Иногда он нетерпеливо взлаивал, обнюхивая камни, шерсть дыбилась на его загривке. Павел Петрович понял, что Денис пересек эту осыпь за несколько часов до него. «Ему на деревяшке еще труднее, чем мне. Я, пожалуй, к вечеру его догоню». Павел Петрович расстегнул куртку, вытер вспотевшее лицо, его мучила одышка.

А подъем становился все труднее. Бердников еле одолевал крутизну, усеянную сыпучими, противно шевелящимися камнями. Небо обложило тучами, стал накрапывать мелкий знобящий дождь. Павел Петрович все чаще поглядывал в воздух и прислушивался — не раздается ли знакомый гул вертолета, обещанного Лубенцовым. Вертолет не появлялся.

Было пять часов вечера, когда вконец измученный Бердников вышел на левый край осыпи и решил устроить привал. Он снял со спины рацию, и вдруг ему захотелось немедленно соединиться с Лубенцовым и узнать о вертолете. Левый край осыпи примыкал к невысоким скалам: в расщелине одной из них росла молоденькая лиственница. Павел Петрович повесил рацию на дерево и, настроившись, долго вызывал Багульник. Увлеченный вызовом, он не заметил, как Нерон, тихо повизгивая, помчался вверх по осыпи. Не видел он и того, как на осыпи, значительно выше, почти над его головой, появился Сыпунец. Опершись на ружье, он пристально рассматривал Павла Петровича. В эту минуту Бердников поймал волну Багульника. Прозвучал голос Лубенцова, и Павел Петрович спросил о вертолете.

— Вертолет вылетел три часа назад. Следите за воздухом. Вертолет вот-вот появится над Кандакутом. Тогда...

Павел Петрович не услышал, что будет «тогда». Денис, стоящий высоко над ним, сдвинул огромную глыбу, и она, подпрыгивая и увлекая с собой поток сы-лунцов, устремилась вниз. Павел Петрович почувствовал лишь, как содрогнулась земля, как в ногах вспыхнула острая боль, все качнулось, пошло в сторону, и он потерял сознание...

В воздухе раздался грохот, взвился пылевой смерч, оползень обрушился в ущелье. Земля еще несколько мгновений колебалась, потом стихла Стих и ветер, ►словно оползень подавил его порыв. В наступившей тишине шуршал дождь, и ничто не нарушало вечернего безмолвия, кроме капель. Капли монотонно, грустно отсчитывали секунды, и если бы окрестные скалы имели уши, они бы заболели от напряженнейшей тишины.

«Кап, кап, кап», — звучали секунды, со стеклянным шорохом раскалываясь на скалах. Но вот в вечернее безмолвие Кандакута врезался далекий испуганный голос Лубенцова:

— Говорит Багульник! Кипрей, отзовись. Кипрей, •прием!

«Нет, нет, нет», — печально и тихо ответили капли.

— Кипрей, отзовись! — спрашивающий голос Лубенцова замолк. На лиственнице потрескивала рация — только что говорившее могучее создание человеческого разума, теперь беспомощное и жалкое. Вдруг она громко, быстро, отчетливо произнесла:

— Всем, всем радиостанциям Севера! Следите за волной четыре пятнадцать. С партией Бердникова произошло несчастье. Следите за ее волной!

Рация замолчала, будто прислушиваясь к чему-то и ожидая чего-то. В небе замигали звезды, Венера запуталась в ветвях лиственницы, и неясная квадратная тень рации упала на ствол. Оползень, краем коснувшись скал, не затронул лиственницы, но сшиб Павла Петровича. Он отбросил его метров на десять от рации. Около скал образовался затор камней, и Павел Петрович застрял в нем. Камнями ему перешибло ноги, тело засыпало щебнем, лишь одна голова торчала над поверхностью затора. А в рации опять защелкало, и

тревожный, приглушенный огромным расстоянием, заговорил новый мужской голос^-

— Говорит Запад! Четыре пятнадцать, ваши координаты? Прием.

И этот голос умолк. Но тотчас же над тайгой возник женский, тонкий, почти плачущий голосок:

— Говорит Юго-Запад! Четыре пятнадцать, четыре пятнадцать, четыре пятнадцать, отзовись. Перехожу на прием!

Со всех сторон в наступающую ночь полетели спрашивающие, зовущие, приказывающие голоса:

— Говорит Багульник! Спасательная партия отправляется на Кандакут. Говорит Запад! Посылаем на поиски самолет. Говорит Юго-Запад! Багульник, сообщите точные координаты партии Бердникова.

Павел Петрович очнулся. «Что случилось?» — была первая, пока еще не страшная мысль, озарившая его сознание. «Оползень», — вторая мысль зачеркнула первую «Я засыпан камнями», — возникла третья, уже остроболезненная и страшная. Он пошевелился и застонал от боли. Острый камень уперся в подбородок, Павел Петрович пошевелил шеей, чтобы избавиться от камня, тот сильнее надавил на горло.

Дождь прекратился. Холодный воздух освежил Павла Петровича, глаза стали различать предметы. Появилась лиственница с маленьким хрипящим квадратом «Что это на дереве? Что это хрипит и бормочет? А, да это моя рация».

Он задвигал руками, пытаясь освободиться от каменного плена, но щебень осел плотнее. Голова Павла Петровича бессильно склонилась на правый бок, очертания скал, лиственницы, оползня стали смещаться, отступать, искажаться, таять. Непролазная ночь со всех сторон окружила Бердникова, и он, не поднимая головы, и снизу и сбоку вглядывался в небо.

— Четыре пятнадцать, отзовись! Бердников, ваши координаты! Говорит Багульник! Что с тобою, Павел Петрович?

Бердников дернулся и застонал: «Надо ответить на позывные!» Он стал, задыха'ясь, кричать о том, что случилось. Ни Багульник, ни другие радиостанции не могли принять его сообщение — походная рация была переключена на «прием».

Павел Петрович затих, и тогда до его слуха долетел странный, быстро нарастающий и торжествующий гул. И гул этот стремительно приближался к нему Он вытянул голову — в небе неслись красные и зеленые точки.

— Вертолет! Сюда, еще правее, еще, — шептал Павел Петрович, не спуская глаз с приближающихся точек.

Вертолет пошел влево, возвратился, промчался над Павлом Петровичем, и белый гриб ослепил окрестности. Скалы, вершины Кандакута качнулись налево, направо и замерли в матовом пронизывающем блеске осветительной ракеты. Ракета, лениво покачиваясь на своем парашюте, опускалась в ущелье. Когда она погасла, в небе появилось целое ожерелье новых ракет. Ожерелье, сверкая и переливаясь разноцветными огнями, опускалось на Кандакут, и Павлу Петровичу показалось, что он находится в самом его центре. Он вытягивал шею, повертывал голову, следя за каждой ракетой и за всем ожерельем сразу.

Вертолет ушел, ракеты погасли.

Из темноты вынырнул Нерон, подскочил к Павлу Петровичу, и протяжный, мучительно-тоскливый вой огласил окрестности.

8

Кандакутские прижимы сиали в сыром рассветающем воздухе. Тропинка то скользила между скалами, то взбегала на них. Алексей торопливо шагал, перепрыгивая через валуны и зорко поглядывая по сторонам. Он совершенно не замечал безмолвной красоты Севера Зато Сундучков был охвачен тихим восторгом: с каждым шагом перед ними развертывались необыкновенные, хотя и угрюмые, картины.

Тускло поблескивали озера, широкой извилистой по

42