Вокруг света 1964-10, страница 21
ЛЕОНИД ЮРАСОВ ЩШШ ОСЕНИ сень — великий художник, полная страсти кисть которого чувствуется повсюду. Не только в небе, которое, если вглядеться, завораживает нежными и неуловимо тонкими переходами из негасимой васильковой синевы к серо-туманной стали. И не только в бочагах лесных ручьев и речек, где цветистыми юбками хороводятся отражения вершин и мельтешит колдовской призрачно-неуловимый хоровод светотеней. Но прежде всего в лесу. На откосах оврагов и на утесистых берегах лесных речушек, среди мягкой малахитовой прозелени елей, среди черни стволов и колокольной бронзы крон зарябили красно-морковным накрапом гроздья вызревающей рябины. Огнисто-лимонной листвой осветились колоннады белокорых берез, заалели осинки. Перекинувшись вниз, огонь осени опалил и землю. Запунцовела листва земляничников, закраснелся иван-чай. На смену «летним» ягодам пришли «осенние». На полянах и под навесью кустов рубиновым набрыз-гом горит брусника. В лесу нашествие грибов. Сквозь жухлую желтизну лиственной пороши там и сям проглядывают шляпки ядреных белых грибов, приземистых и ощутимо тяжеловесных, вобравших осенний холодок земли. В сырин-ках и в сухом перелесье гнездятся товарищества тонконогих подберезовиков. Во мхе и травах семафорят яичной желтизной сборища лисичек. В тенистых ельниках прячутся стайки рыжиков. И, конечно, отовсюду выглядывают радужные шляпки сыроежек. Густо-синие. фиолетовые, пурпурные, розовые, лиловые, зеленые... ЛЕСНОЙ РОДНИК На склоне лесного глухого оврага у самых корней почерневшего пня трепетной жилкой пульсировал маленький родничок. Рои золотистых песчинок без устали Валдай. Осень. Фотоэтюд И. НЕВЕЛЕВА 2 «Вокруг света» № 10 хороводились в нем. Они вихрем взмывали со дна бочажка к поверхности, как раз к тому месту, где фонтанирующая струя образовывала крутой, как цирковой купол, бугорок. Чуть замедляя здесь свое движение, песчинки переблескивали гранями и неторопливо выходили из игры. Хрустально чистая вода крошечным водопадом выпрыгивала из чаши и образовывала ручеек, который с побулькиванием устремлялся в густые заросли кустарника. Я припал к родничку. Льдисто-острая вода до ломоты обжигала холодом зубы, и я долго-долго тянул ее мелкими, почти воробьиными глотками. Поднимаясь, я оперся на пень. Под моей тяжестью он хрустнул и развалился. Труха и комья земли посыпались в бочажок, а кусок гнилушки перегородил сток. Но ручеек быстро одолел преграду. Он углубил свое русло, а затем и вовсе смыл гнилушку и унес ее на своем хребте вместе с мусором и грязью. Сидя на сушине, я наблюдал за этим стремительным самоочищением и думал о том, что на нашей земле тьма-тьмущая таких вот внешне неприметных родничков. Ничто — ни зимние холода, ни снежные завалы, ни комья грязи, ни засуха знойного лета — не замутит их прозрачности, не остановит их беспокойного кипения. Конечно, они слабосильны в одиночку, но, сливаясь вместе, они рождают великие Волги. И мне почему-то захотелось быть похожим на этот маленький лесной родник. Так же, как и он, черпать силы у родной земли, возвращать ей взятое сторицей, не таясь, нести людям радость животворной влаги и мелодично-звонкой песни. НЕНАСТЬЕ С запада наползли грузные, рыхлые тучи. Они заволокли все небо, замглили горизонт и, словно зацепившись за еловую щетину холмов, повисли низко над головой. Зарядили обложные дожди. Шквалистый ветер рас- 17 |
