Вокруг света 1965-01, страница 34

Вокруг света 1965-01, страница 34

имеется. Дорога в порт открыта — добро пожаловать.

Разные бывают случаи на границе...

Представьте — январь, жестокий двадцатипятиградусный мороз сковал реку, только посредине ледоколами пробита широкая темная полоса, курящаяся паром. У пограничников — звонок. С той, румынской стороны, из селеньица Ласкар-Катарджи срочно просят помочь: тяжелые преждевременные роды... В маленьком селении — ни роддома, ни больницы. До ближайшего города несколько десятков километров через плавни. А Измаил, вот он, рядом, через границу.

Дежурный записывает, торопясь, обламывая грифель карандаша: «Срочно выслать наряд...»

Можно было бы послать наряд на автомашине прямо по льду на тот берег. Но ледокол уже прорубил полыньи посредине... Прорубил и ушел далеко в низовья.

— Веркасов, Аничкин, собирайтесь. Живо!

Дежурный звонит в порт. Да, ледокол ушел. Но они попробуют взломать лед морским буксиром.

Буксир гнет железные скулы, крушит лед, пробивая дорогу к селению. Сзади, отбивая носом расколотые льдины, урчит мотором пограничный катер.

Прыжок в холодную воду. Осторожно, не уроните роженицу, осторожнее, ребята. Рулевой развивает скорость, ловко обходя льдины. В порту уже ждет «Скорая помощь».

Через два часа дежурный звонит в роддом, ребята, успевшие переодеться и обсохнуть, сгрудились у телефона, ждут. Дежурный, прикрыв трубку ладонью, повторяет вслух:

— Мальчик. Здоровый. Три двести. Порядок на борту.

Граница умеет быть доброй...

СТРАНИЦА ЧЕТВЕРТАЯ

ГОРОД, РОЖДЕННЫЙ ИЗ ИЛА

Вилково. Дебаркадер пропах клубникой. Огромные плетеные корзины с алыми ягодами стоят на дощатом настиле. У причала «Белинский», он только что пришел из Измаила и держит путь на Одессу. Гирлянды огней. На темном небе ярко горят звезды. Белый дебаркадер, белые одежды людей, белый теплоход...

На палубе девушка облокотилась на перила. В яркой ночи она кажется африканкой — так темен загар и ослепителен блеск черных глаз. Многб' отъезжающих и провожающих, но голосов почти не слышно, они звучат тихо — словно листья шелестят.

И вдруг вместе с гитарными переборами влетела песня:

Тот, кто рожден был у моря,

Тот полюбил навсегда...

Большая пестрая группа с гитарами и чемоданами подошла к пароходу. Трое ребят отделились от провожающих и легко вбежали по трапу на борт.

— В плавнях родились, а душа морская, — услышали мы голос совсем рядом. На дебаркадере стоял высокий старик. Густая смоляная борода выделялась на его лице, бронзовом и сухом. «Дожди умывают тебя, рыбак, и досуха ветер трет».

С высоким стариком мы уже виделись сегодня, когда сошли с борта «Ракеты», которая примчала нас из Измаила. Запыхавшись, подбежал он к кассирше, сидевшей на лавочке перед закрытым окошком.

— Билеты продавать начали?

— Через час открою.

— Да ты пойми, милая, внук уезжает в Одессу, в мореходное училище.

И такое нетерпение и торжество были в глазах старика, что не выдержала кассирша. Раскрылось окошко. И вот сейчас он провожает внука.

Прощальный гудок. «Белинский» медленно отчаливает. Сразу темнеет. И только звезды все так же ярко сияют на небе и запах клубники в легком ночном воздухе словно след от корабля.

Каждый город открываешь для себя заново, даже если слышал о нем, читал и, казалось, уже был готов к встрече.

Мы вышли ранним туманным утром из припортовой гостиницы Вилкова. Зашагали по мостовым, выложенным крупным стесанным камнем, увидели массивный Дом рыбака, здания агробиологической и гидрологической станций и растерялись: где же дунайская Венеция? Дома чистые, белые до боли в глазах, дорожки из морских ракушек перед зданиями, запах свежей рыбы и смолы, а знаменитых каналов нет, и «венецианских гондол» что-то не видно. Просто добротный, ухоженный районный городок. И вполне «сухопутный».

И вот выходим на широкую Татарбунарскую улицу — такие скорее встретишь где-нибудь в донской станице, — сворачиваем в переулок и видим канал. Черно-красные лодки скользят по его желтой воде или стоят на приколе. Сотни лодок, маленьких и больших, с рельефными, блестящими на солнце номерами. Стука моторов не слышно. Суровы правила уличного движения — в черте города включать мотор запрещено, вот и приходится грести, пока не выйдешь на Дунай.

Фото Ю. САВЕНКОВА и В. СМИРНОВА