Вокруг света 1965-04, страница 23

Рисунок И. БРУНИ

Постанывают стволы старых елей. Кожа на лице горячая и сухая. От мельтешащих огоньков устают глаза. Приваливаюсь спиной к стволу, кладу на колени карабин. «Не спать, не спать! Да чего уж там! Ведь только капельку...» Сверкает красными бусинками рябина. Остро» пахнет сырым осиновым листом и папоротником. По рыжему овражку струится ручеек. Мальчишка в красной футболке, грязный до самых ушей, сооружает плотину. Он долго и путано объясняет, где река и где пруд и сколько надо идти... «Извините меня». — Что ты сказал, мальчик? — «Извините». — За что?.. — с удивлением думаю я. «Вы спите?» Я вздрагиваю и открываю глаза.

— Извините меня...

— Кто? — с испуга хватаю карабин, пытаюсь определить, откуда до меня доносится голос.

— Извините, пожалуйста, это я...

По другую сторону костра поднимается тщедушный человечек в черном полушубке и кожаной шапке-ушанке. На маленьком остром носике держатся большие запотевшие очки.

— Кто вы?..

— Я из изыскательской партии техник.. Мы к балку на Енисее несли запасной теодолит, и с моим товарищем произошло несчастье — он оступился и растянул ногу. А вы охотники?

— Да мы вас ищем! — кричу я и бросаюсь будить Славу. •

Слава долго моргает глазами, рассматривая точно с неба свалившегося человечка.

Человечек снимает рукавички и протягивает худенькие, бледные ручки к огню.

21

в ушах недалекий лес, чудится разная чертовщина — почерневшие от мороза лица, голодные псы, воющие сирены

На рассвете мы втроем бежим к самолету.

Крылья и фюзеляж от носа до хвоста покрылись ледяной коркой Ее ни ножом, ни ногтями не соскребешь. С трудом отдираем замерзшую дверцу. В кабине пахнет бензином и морозом. Стекла в узорчатой наледи. Обросли инеем ручка управления, приборы, сиденья. Машина замерзла, умерла.

— Как, запустишь? — кричит, заглушая вой вьюги, Слава.

— Как стихнет, вылечу! Зажжете три костра!

Мы берем мешок с продуктами и уходим. Борис, укрывшись воротником, смотрит вслед и скоро исчезает в густой снежной круговерти...

«Была вьюга» За этими словами прячутся и два дня, когда мы брели по таежной чаще со Славой, стреляли из карабина, вслушивались в гул леса. Мы наверняка прошли километров тридцать Но Енисея не видно. Еще не хватало бы нам заблудиться. Мы то и дело сверяем путь по компасу и карте, которую нам дал Боря. Чтобы стрелка не замерзла, Слава несет компас под курткой — вытащит, посмотрит, и дальше идем — строго на юго-запад.

Сейчас Слава спит, а я подбрасываю в костер сучья. Огонь мечется веником, сверху сыплет комьями снег, а вокруг чернота. На карте совсем близко от нашего пути кружочки сел и городов, но сейчас кажется, что во всем мире мы со Славой одни и есть еще вьюга, и темень, и неизвестность.