Вокруг света 1965-04, страница 52

Люди бросились к телефону. Но связь была уже прервана.

Володя Козьменко повернул к селу. Трактор спустился в ложбину, и гусеницы его скрылись в воде. Даже тяжелая машина ощущала напор потока.

Только бы не провалиться в яму! Накроет с головой.

Вот здесь был мостик. Как найти узкий деревянный настил, скрывшийся в потоке?

Гусеницы как бы сами собой нащупали настил. Неожиданно нос трактора нырнул в поток. Яма.

Теперь машину приходилось вести рывками. В задний мост попала вода с песком, нагрузка на двигатель резко возросла. Дизель работал с перебоями.

Дома вынырнули из сетки дождя. Люди сидели на крышах. Задним ходом Володя подал трактор к накренившемуся домику. Люди прыгали на крышу кабины. Семь человек. Вся семья.

Яков крикнул:

— Правь по заборам!

Верхушки плетней еще кое-где торчали из воды.

Когда Володя оглянулся, дома не было. Уплыл в Прут.

И еще один рейс, и еще.

В село уже вступали военные амфибии — спешили на помощь.

Через час стих ливень, и градины, лежавшие на крышах, мгновенно стаяли под лучами солнца.

Еще через час спал поток, змеей ушел в Прут, всосался

в землю. Трактор медленно

выбирался из последних луж. У того места, где дорога пересекала ручей, двигатель смолк. Не выдержало стальное сердце машины.

— Володя, как же мы переехали?

Мутный ручей бежал в обрывистых берегах. Мостика не было. Опоздай пограничники хоть на несколько минут...

— Значит, успели, — устало отозвался Козьменко.

Привокзальная гостиница стоит на узком островке, сжатом железнодорожными путями. Рельсы, наткнувшись на острый асфальтовый мысок, обтекают вокзал и снова смыкаются.

Ночью, когда гостиница затихает, станция продолжает работать. Лязг, грохот, свистки маневровых тепловозов. И все звуки покрывают металлические голоса динамиков.

— Остановка, третий пост!

— Вперед, бросаем на шестнадцатый.

— Стрельцов, по шестому вертушка.

Будто грубоголосые великаны бродят меж рельсов, передвигая поезда и вагоны и занимаясь загадочной, непонятной непосвященному человеку ночной работой.

Спят в гостинице люди, привычные к дорожному гаму. Ремонтники. Инженеры, приехавшие налаживать новую систему сигнализации. Спят в от

делении «Интуриста» гости, для которых Унгены — маленькая остановка на длинном пути.

Ветер вносит в открытые окна запахи дегтя, разогретого за день и еще не остывшего металла, дизельную гарь. И ко всему этому сложному и характерному железнодорожному букету примешивается нежный и волнующий садовый аромат. Он кажется странным, таинственным.

Ранним утром черное, широкое, изрезанное рельсами станционное полотно напоминает вспаханное поле. От него исходит ощутимое тепло, как от свежей, взрытой плугами земли... Так вот источник садового аромата! Ящики с алыми помидорами, покрытые матовой изморозью лиловые сливы, гроздья раннего и такого соблазнительного винограда.

Унгены — словно в гигантском конвейере, поставляющем в наши города плоды и фрукты, выращенные в Румынии и Болгарии. Лето — самая горячая пора для железнодорожников Унген. Москвич, остановившийся у фруктового лотка, наверно, не думает о том, какой длинный и нелегкий путь проделали подчас* «дары земли полденной», прежде чем попасть в бумажный кулек.

— Давайте помидоры, «вертушка» пришла. Примем. Возьмите узкий порожняк...

Это начальник станции Унгены Артем Нахрадян толкует «с той стороной», с румынской

Унгснн