Вокруг света 1965-07, страница 79

— Нет худа без добра. Нам так внимательно пришлось их разобрать, что мы, конечно, ничего не пропустили.

— Ваша правда. Хотя, впрочем, ничего и не нашли.

— Разве что это.

Он перебросил мне письмо. Оно было написано крупным, размашистым, очень неразборчивым почерком.

Милочек!

Вечеринка — прелесть. Сегодня ощущение довольно мерзкое. Ты умница, что не притрагиваешься к этой дряни; никогда не начинай, дорогая. Разделаться потом чертовски трудно. Приятелю я написала, чтоб поскорей возобновил запас. Какая гнусность наша жизнь! Твоя Фредди.

— Февраль этого года, — задумчиво заметил Пуаро. — Я знал, что она принимает наркотики. С первого взгляда видно.

— Да что вы? Мне и в голову не приходило.

Я вдруг вспомнил, как Ник сказала, что Фредерика не всегда бывает сама собой. Пуаро кивнул и постучал пальцами по письму.

— Вне всякого сомнения, она имела в виду это. Ну что ж, здесь мы вытащили пустой номер, как у вас говорится. Теперь идемте в комнату мадемуазель.

В комнате Ник также стояло бюро, но в нем было довольно пусто. И снова никаких признаков завещания.

Пуаро вздохнул — он был возмущен.

— Молодые девицы! Как их воспитывают нынче? Порядок и методичность! Они тут и не ночевали! Она очаровательна, наша мадемуазель Ник, но ведь она ветрогонка.

Он знакомился теперь с содержимым комода.

Ого! А это что такое?

Он показал мне пачку писем, перевязанную выцветшей розовой ленточкой.

— Если не ошибаюсь, любовные письма мсье Майкла Сетона. Они были написаны в разное время, начиная с прошлой зимы.

1 января.

Ну, вот и Новый год, родная, и я полон самых лучших замыслов. Я так счастлив, что ты меня любишь, я просто по

верить боюсь своему счастью. Вся моя жизнь стала другой. Мне кажется, мы оба знали — с той самой первой встречи. С Новым годом, хорошая моя девочка. Навсегда твой, Майкл.

2 марта.

Я знаю, что не должен был писать тебе два дня подряд. Но не могу. Вчера, в самолете я думал о тебе. Я пролетал над Скарборо. Милое, милое, милое Скарборо, самое чудесное место на свете. Родная моя, ты и не знаешь, как я люблю тебя. Твой Майкл.

18 апреля.

Любимая!

Все решено. Окончательной Если я выйду победителем (а я им буду), то с дядей Мэтью можно будет взять твердую линию, а не понравится — его дело. Ты прелесть, что так интересуешься моим длинным техническим описанием «Альбатроса».

Как я мечтаю полетать с тобой на нем! Дай срок! Бога ради не тревожься обо мне. Все это и вполовину не так опасно, как кажется. Я просто не могу погибнуть, теперь, когда знаю, что ты меня любишь. Все будет хорошо, голубонька, поверь мне. Майкл.

20 апреля.

Ты — ангел, я верю каждому твоему слову и вечно буду хранить твое письмо. Я не стою такого счастья. Как не похожа ты на всех остальных. Я обожаю тебя. Твой Майкл.

На последнем не было даты.

Ну, все, любимая, завтра в полет. Жду не дождусь, волнуюсь и абсолютно убежден в успехе. Мой «Альбатрос» в полной готовности. Старик меня не подведет.

Не падай духом, дорогая, и не тревожься. Конечно, я иду на риск, но в жизни мы ведь рискуем ежедневно. Между прочим, кто-то сказал, что мне следовало написать завещание. (Тактичный парень, что и говорить, но у него были хорошие намерения.) Я написал его на половинке почтового листка и отослал старому Уитфилду. Заходить в контору у меня не было времени. Мне как-то рассказывали, что один человек

написал в завещании всего три слова: «Все моей матери», и завещание признали вполне законным. Мое не очень отличается от этого, но я был умник и запомнил, что твое настоящее имя Магдала. Двое ребят засвидетельствовали его.

Не принимай все эти мрачные разговоры по поводу завещаний близко к сердцу, ладно? Я буду цел и невредим. Пошлю тебе телеграмму из Индии, из Австралии и т. д. Будь мужественной. Все кончится благополучно. Ясно? Спокойной ночи и да благословит тебя бог. Майкл.

Пуаро снова сложил письма в пачку.

— Видите, Гастингс? Теперь мы убедились, что тот факт, что Майкл оставил все своей невесте, записан на бумаге и, может быть, известен каждому, кто прочитал письмо.

— А завещания нет как нет.

— Да, странно. Впрочем, скорей всего оно заброшено на книжный шкаф или лежит в какой-нибудь китайской вазе. Надо будет заставить мадемуазель порыться в памяти.

Когда мы сошли вниз, Эллен стирала пыль в прихожей. В дверях он обернулся и спросил:

— Я полагаю, вам известно, что мисс Бакли была помолвлена с пилотом Майклом Сетоном?

Она изумилась.

— Что? С тем самым, о котором так шумят в газетах?

— Да, с ним.

— Вот уж не думала. И в мыслях не было. Помолвлен с мисс Ник!

— Полнейшее и искреннее удивление, — заметил я, когда мы вышли из дому.

— На вид вполне.

— Возможно, так оно и есть, — предположил я.

— А эта пачка писем, несколько месяцев провалявшая-ся под бельем? Нет, mon ami.

«Ну да, конечно, — подумал я. — Однако не каждый из нас Эркюль Пуаро. Не все суют нос, куда их не просят».

Но я молчал.

— Эта Эллен — какая-то загадка, — говорит Пуаро. — Мне это не нравится. Я здесь чего-то не могу понять.

(Продолжение следует)

Сокращенный перевод с английского Е. КОРОТКОВОИ

77