Вокруг света 1965-08, страница 50

тт.

(wy

Сол от Сц м

1

гах узкой реки Мансанарес, они получили первое боевое крещение. Вместе с ними сражались бойцы республиканской милиции. Компаньерос — товарищи, братья по крови, по духу.

У республики не было оружия, товарищ. Республика покупала оружие за свое золото у капиталистов, но капиталисты не хотели продавать хорошее оружие. Я был знаком с артиллерией, товарищ, и стал бойцом на батарее. У нас были старые пушки. Крупповский ствол, лафет «Шнейдер-Крезо», прицел марки «шкода». И буте-льяс не всегда взрывались. Буте-льяс, снаряды, вы понимаете, товарищ, так? И все-таки мы остановили их.

Мы все были испанцами тогда... И врагами нашими были фачи-стос. Испанские, немецкие, итальянские фачистос.

Там, в Испании, они увидели собственными глазами, что такое фашизм. Испанский рабочий у каменной ограды — он был расстрелян за то, что носил членскую книжку профсоюза. Детский приют под Гвадалахарой, развороченный бомбой с «юнкерса». Они видели в Ка-са-дель-Кампо, как на позиции защитников Мадрида было сброшено с «савойи» тело изрубленного в куски республиканского летчика. Фачистос. Фашисты.

Тогда, под Мадридом, шахтеры Астурии с пакетами динамита в руках бросались на танки. Динамитерии — так стали звать отчаянных, бесстрашных ребят, идущих против пушек и брони.

Мы звали его Лукаш-бачи. Генерал Лукач. большой писатель и коммунист. Он водил нас в бой и погиб под Уэской. Я хорошо помню его. Его и еще Михая Шалвая, у него было прозвище — «Чапаев». Да, товарищ, мы дрались как могли, но у врага было много самолетов и танков.

А что было потом, после ожесточенных боев под Уэской и Теруэлем... Непобежденные, они покинули пределы Испании. унося в сердцах горечь и ненависть. Снова Перпиньян,

но на этот раз французский городок встретил Степана Бод-нара концлагерем. Потом немецкий концлагерь. Шталаг. До сих пор хранится у электрика Боднара металлический номерок, который он несколько лет носил на руке. 17248 — эти цифры заменили имя и фамилию.

Нас было тридцать, товарищ, а сейчас осталось семеро. Здесь, близко от моего дома, живет Йожеф Гайстер, тоже испанец и тоже артиллерист...

Дом Иожефа Гайстера наполнен мягким зеленым светом. Виноградные лозы глядят в окна. Пахнет нагретой листвой, землей, гудят пчелы. Болезнь — следствие контузии — не позволяет хозяину надолго отлучаться от дома.

У сухощавого, сгорбленного Иожефа лицо человека, привыкшего в течение долгих лет бороться с болью. Усталое лицо и живые темные глаза.

Двадцать шесть лет было столяру Иожефу Гайстеру, когда фашисты решили задавить республиканскую Испанию. Друзья смотрели на него как на старшего, к его советам прислушивались. Еще бы, несгибаемый Иожеф. Десять лет в комсомоле. Пять лет партийного стажа. Опыт подпольной борьбы. Крепкие нервы и ясный ум.

— Что будем делать, Иожеф?

Это спросил Федор Лецо, тоже столяр и тоже безработный.

Как братья, мы были с Федором. Всегда вместе. Да, он был верный друг и коммунист. В Интербригаде он стал разведчиком, отчаянным был разведчиком, товарищ, и он не вернулся в Бере-гово.

— Надо собираться, Федор.

...Испанский теплоход ждал

их в Марселе. На палубе слышалась разноязычная речь. Добровольцы поднимались по трапу.

Теплоход, отсалютовав Марселю гудком, пошел к огненным берегам Испании. Дымы вставали на горизонте: фашистские суда бороздили Средиземное море. Дуче следил за Иожефом Гайстером. Перископы итальянских подлодок чертили борозды по воде.