Вокруг света 1965-10, страница 60

ката становился все слышнее и слышнее, пока не стал таким громким, что нельзя было разобрать голос.

Задача заключалась в том, чтобы соскочить на землю, пока нос байдары еще не коснулся берега, и тут же оттолкнуть ее обратно, чтобы она все время была на плаву; и я пробирался на нос с прибором в одной руке и все прицеливался и прицеливался и все-таки сделал не так, как надо. Когда накатный вал поднял лодку так, что сверху стала видна вся коса и трава на ней и накиданный осенними штормами плавник, я прыгнул, но прыгнул не прямо, как надо, а немного вбок. Второй закон Ньютона сработал безошибочно: нос байдары отошел вправо, подставив волне беззащитный борт. Потом была каша: вода, окатившая нас с головы до ног, всплывшие весла, скрежет борта о гальку, хаос и мысль, что все пропало.

...На этом месте мы пробыли три молчаливых дня. Море совсем ошалело, от водяного грохота болела голова и не хотелось говорить.

Здесь была интересная страна. Плоская, красного гобийского цвета и абсолютно безжизненная. За те пятнадцать дней у нас стало худо с продуктами. Осталось что-то около килограмма муки и небольшой шмат моржового мяса. Еще имелось чертовски много чая и полнаволочки лаврового листа.

Метрах в двухстах от берега, почти над самой водой, все тянули и тянули бесчисленные стаи гаг. За день мимо нас проходила не одна тысяча, но на таком расстоянии дробовик был бессилен, а из карабина можно было лупить только наудачу.

Все же в один из вечеров Анкарахтын не выдержал. Он вытащил из чехла свой карабин и стал посылать в стаи пулю за пулей. Я засыпал, и выстрелы все врывались и врывались в прибойный шум и хлопанье палаточного брезента.

Все-таки он сбил одну птицу, и утром мы сварили ее, прибавив для крепости перца, лаврового листа и несколько кусочков моржового сала.

...Три дня я бродил по «гобийской стране» с биноклем и карабином в надежде подстрелить что-либо покрупнее утки. Чукотский загадочный ветер свистел меж черных камней, и странными и удивительными казались заверения в том, что скоро в этих местах будут расти пшеница и пэ дорогам пылить грузовики.

Я возвращался всегда по берегу моря мимо торфяных темных обрывов с ослизлыми линзами льда. Первая волна наката добегала до подошв, следующая заплескивала до колен, и приходилось отходить, но волна опять догоняла; и казалось, что сейчас будет вал, который воткнет тебя в торфяную расщелину. После волн оставалась желтая, дрожащая на ветру пена. Было неприятно идти сквозь нее. Казалось, что идешь сквозь живое.

На четвертый день мы оттолкнулись от берега с остервенелым намерением во что бы то ни стало доплыть до поселка. Оставалось семьдесят километров и по крайней мере три остановки.

Мы шли мимо мысов с чарующими названиями: Дженретлен, Экмыкай и Выквылхын. Была бортовая качка и птицы, все летевшие и летевшие на запад. За все эти дни мы не видели ни одной птицы, которая шла бы с запада. Казалось непонятным, где на востоке, в каких неве

домых миру озерах и лагунах мог таиться этот неистощимый птичий запас.

Мы подошли к Нешкану ночью. Поселок стоял на песчаном берегу, и поэтому неизменный для песчаного берега намывной бар светился бурунными волнами в ста метрах от настоящего берега. Я вопросительно посмотрел на Анкарах-тына, но он сидел с непроницаемым видом азиатского бога и все вел и вел байдару тихим ходом мимо домов, где светились окна и жили люди.

Я прозевал тот момент, когда байдара развернулась под прямым углом и, словно подхваченная какой-то надежной ладонью, стремительно понеслась к бару. Мотор взревел, некоторое время байдару трясло, так как винт бил о землю, и... стало тихо.

Мы растолкали сонного продавца, который вначале не хотел просыпаться, потом не хотел идти в магазин. Мы заставили его пойти, и он шел все охотнее и охотнее, а в магазине совсем подобрел.

Мы седели около того же палаточного брезента, под той же надежной от дождя и ветра моржовой шкурой и пили непьянящее вино и ели, без конца вскрывая консервные банки, вначале для того, чтобы съесть консервы до дна, а потом, чтобы только попробовать. Нам было хорошо, и я говорил, что мы вот так проживем дней пять, отдохнем, что теперь мы обязательно дойдем до конца маршрута.

...На другой день Анкарахтын попросил меня купить трубку.

— Зачем? — удивился я, так как знал, что он курит только знаменитую на севере «Красную звезду».

— Буду плыть обратно, — сказал он. — Буду курить трубку. По-по-по! — Он показал губами, как будет курить.

Мы купили дешевую, за шестьдесят пять ко пеек корешковую трубку, других не было, и дешевый табак «Моряк», другого не было. Пока мы все это покупали, я понял, зачем ему нужна трубка. У него обратных четыреста пятьдесят. Четыреста пятьдесят километров одному.

За ночь стал штиль. Наверное, это был надежный штиль, ибо сколько же времени может дуть ветер. Мы столкнули байдару на воду. Анкарахтын долго усаживался, потом как-то вполоборота махнул рукой и вроде улыбнулся. Я все не понимал, почему он не хочет задержаться на этом месте, где так много продуктов и есть выпить. Ведь он же любит выпить, знает, что после всего ему открыт у нас безоговорочный безусловный кредит, как говорится, без всяких обязательств h ущемления сторон.

Старик «Архимед» заработал тихонько, и пустая байдара сразу пошла очень быстро. Так ушли и? нашей жизни байдара за № ВН-740 и ее капитан Анкарахтын.

После шторма на берегу осталось много каких-то рачков и ленты морской капусты. Светило сентябрьское солнце, и от водорослей сладко пахло больничным запахом.

Мы молча шли к правлению колхоза, чтобы снова начинать добывать, выпрашивать, добиваться, так как впереди были следующие четыреста километров

И лекарственный запах моря, запах здоровья, шел за нами по пятам.

58