Вокруг света 1966-11, страница 76

ценности и золото «среднего» брата, прежде чем сорвавшаяся надгробная плита навечно замуровала их в склепе. Может быть, плита сорвалась не случайно... Кто знает...

За раскопки «старшего» кургана мы принялись с тяжелым чувством. И чем дальше вгрызались в окаменевшую землю, тем меньше и меньше оставалось у нас надежд.

На глубине четырех метров от вершины кургана мы увидели полосы черного грунта — зловещий след грабительского хода, ведущего в глубь кургана.

Все чаще и чаще появлялась предательская мыслишка — уж не бросить ли все это, зря тратим время, и деньги, и силы. Да и погода, казалось бы, решила сделать все, чтобы похоронить последнюю надежду: дождь усиливался, ветер швырял в лицо грязь и пыль. Но мы работали. Сначала решили идти грабительским ходом — он должен был привести к склепу. Но потом мы изменили этот план. Решили срыть бульдозером юго-восточную часть кургана и, если уж здесь никаких следов нетронутого захоронения не будет, заканчивать работу.

Машина счищала слой за слоем. И вдруг на глубине около шести метров, метрах в пятнадцати от центра кургана, бульдозер краем ножа зацепил что-то твердое. Каменная плита. Глыба перевернулась — под ней зияло черное отверстие.

Забыв об усталости, мы принялись за расчистку. И будто ветер убавил свою силу, и дождь затих. Постепенно нашим глазам открылся вытянутый с запада на восток грандиозный склеп с уступчатым покрытием. Вход был заложен камнями. Последнее усилие — и мы внутри.

Нужно ли описывать наше состояние, когда мы убедились, что грабители миновали этот склеп?!

У северной стены погребальной камеры под полом возвышалось каменное ложе из тойких известковых плит, покрытых изящным узором. Талантливый древний мастер создавал для человека последний приют...

Края погребального ложа обведены узкими красными полосами. В изголовье сосуд. На лежанке два скелета, Один скелет — молоденькой девушки. Дру

гой — женщины средних лет. На останках женщины пышный ритуальный наряд. Сложный головной убор с покрывалом, расшитый золотыми пластинками с изображением крылатого божества. Диадема из тонкого золота, украшенная изображениями льва и пантеры. Начельник с подвесками. Золотые бусы и ожерелье из бляшек с вытисненными на них крылатыми конями и орлами. Золотые серьги в виде сфинксов, инкрустированные зелено-синей египетской эмалью. На левой руке — два спиральных золотых кольца, оканчивающихся изображением голов химерических львов. А на запястьях золотые витые браслеты, на концах которых львиные головы. Рядом с изголовьем стояла деревянная шкатулка с черно-лаковыми солонками, краснофигурным сосудом для смешивания вина с водой, сосудами для белил и румян. Здесь же лежал талисман из горного хрусталя с изображением амазонки на коне. Такой талисман, по поверьям древних, давал своему хозяину право просить у богов все, что он пожелает, и боги не могли отказывать.

В девяти метрах к востоку — культовое сооружение с уникальным двухметровым рельефом, изображающим хозяйку талисмана.

Мы определили, что - захоронение было совершено в последней четверти IV века до нашей эры по обрядам царской и греческой знати скифского племени сатавков, жившего около Феодосии. Величие монументального склепа, ювелирное изящество украшений и особенно рельеф говорят о той роли, которую играла скифская знать в Боспорском царстве. Обилием золота и драгоценными украшениями она стремилась подчеркнуть свое величие и могущество. И золотые изделия, и украшения, и рельеф были выполнены с учетом местных, не греческих вкусов. Это неоспоримое ^свидетельство взаимного влияния греческой и местной культур, которое и создавало культуру великого Боспорского царства.

«Три брата» раскрыли свою тайну. Но сколько

еще в причерноморских степях огромных курганов,

холмов, остатков городищ и древних крепостей! И каждый из них — легенда...

со стр. 48 ▼

— Ну, если так...

И первую бутылку — вдребезги! Об нож бульдозера, как о форштевень корабля.

— С дорогой вас, строители!

Вино торжеств, запенившись,

плеснуло в запрокинутые лица, смешалось с пылью, потом и соляркой.

—- ...Ну, в общем нечего рассказывать. Давай уж лучше ты. Как город наш — цветет! Как набережная! А мост какой отгрохали — видел в кино...

Гость говорил, хозяин слушал и под конец слегка расстроился. Саратов — родина, не шутка, столько лет... Гость предложил:

— Вернуться можно. С работой и с квартирой помогу.

Хозяин посмотрел, подумал.

Пожалуй, хорошо, что ничего не стал рассказывать. Великодушничает однокашник. «Еще бы, он устроился, как бог, а я сижу в дыре и, верно, дьявольски завидую. Конечно, я ведь неудачник, устраиваться не умею. Пощекотать ему нервишки, что ли! Бедняга, ночь не будет спать».

— А что платят тебе в этом банке!

— Неплохо платят. Я заведую отделом. Сто шестьдесят, как говорится, в клювике. А у тебя!

— Да малость побольше, рублей на четыреста. Почти пятьсот шестьдесят.

Гость поднял бровь. Хозяин сделал встречный ход;

— Послушай, может, ты переберешься к нам! Люди нужны. И квартиру найдем.

Гость помедлил, тщательно загасил сигарету...

— Нет, пожалуй. Я уж за сто шестьдесят в Саратове посижу.

Поселок спит, нигде ни огонька. Спят, умаявшись за день, бульдозеристы и плотники, храпят экскаваторщики и маляры, заливисто посвистывают слесари и бетонщики. Накрыв подушкой телефон, спит начальник отдела ^

снабжения и видит во сне маши- у**' ны, машины, везущие паклю и гвозди, рубероид и стекло, белила и шифер. В обнимку с берданкой спит сторож на складе. Спят шоферы из Братска и шевелят во сне губами: им снится дорога, серой лентой уходящая за горизонт.

Усть-Илим спит крепко — сном уставшего рабочего человека.

Усть-Илим — Москва, август, 1966

74