Вокруг света 1967-06, страница 81

У истории этой есть продолжение. Действительно,

жил когда-то человек, описанный Сомерсетом Моэ-мом. И самое интересное и грустное — что его «робинзонада» закончилась почти так, как предполагал писатель. Об этом рассказал издающийся в Сиднее журнал «Пасифик айлендз мансли» («Ежемесячник тихоокеанских островов»).

Смерть на коралловом острове

Настоящее имя этого человека — Генри Эвольт. Он родился в Дании в 1849 году, так что в 1922 году перед Моэмом стоял 73-летний старик. В шестнадцать лет Генри покинул отчий дом, устроившись юнгой на корабль дальнего плавания. Много лет носило его по свету, пока не настал 1884 год, роковой для Генри Эвольта. Попав на парусник «Жибро», направлявшийся из австралийского порта Ньюкасл в Батавию (ныне Джакарта), тридцатипятилетний моряк не знал, конечно, что это плавание будет для него последним. Наткнувшись во время шторма на риф Уоппа в Торресовом проливе, «Жибро» затонул. Эвольту удалось спастись и добраться до острова Терсди. Там его ожидала приятная неожиданность — встреча со старым приятелем, тоже бывалым мореходом по прозвищу Грек Луи.

Шесть лет друзья то рыбачили, то торговали чем попало, курсируя вдоль берегов Новой Гвинеи. В конце концов «компаньоны» сочли за благо обосноваться на крошечном, опоясанном рифами островке Избавления — том самом, который Моэм называет островом Трибукет. Свое оптимистическое название островок этот получил «в благодарность» от капитана парусника «Шах Хормуцеар» Уильяма Бэмптона, который после двух месяцев блуждания по лабиринту грозных рифов Торресова пролива именно здесь увидел, наконец, перед собой открытое море.

Прошло еще девять лет. И вот судьба забросила в это богом забытое место еще одного человека, оборвавшего безмятежное процветание «фирмы». Нового компаньона звали Джозеф Аугустин де Пао-ли. Авантюризм был, кажется, у де Паоли в крови. Его бросало из одной стороны в другую, пока он не оказался в Новой Каледонии осужденным на вечную каторгу. По дороге, когда транспорт с осужденными остановился в Мельбурне, Паоли удалось бежать и прибиться к Немцу Гарри и Греку Луи. Однажды ночью новый компаньон, бесцеремонно погрузив на парусник все запасы жемчуга, черепашьих панцирей и рыбы, отбыл, как говорится, «в неизвестном направлении».

Вскоре Грек Луи тоже покинул остров, и Немец Гарри остался в полном одиночестве. За исключением нескольких месяцев, которые он провел в 1912 году на острове Терсди, его «робинзонада» длилась беспрерывно двадцать восемь лет...

В начале тридца!ых годов одному молодому охотнику по имени Джон Эрншоу попал в руки январский номер журнала «Америкэн космополитэн» за 1924 год. Прочитав в нем рассказ Моэма, Эрншоу тотчас вспомнил мартовский день 1928 года, когда он, сам того не ведая, сыграл роль безыменного персонажа, который появляется в последних строчках моэмовского «Немца Гарри».

В 1927 году Эрншоу сдружился с известным в тех краях охотником, новозеландцем Диком Рошем. До первой мировой войны Рош охотился за райской птицей, перьями которой любили украшать свои туалеты модницы многих стран Европы и Америки. Но во время войны Европе стало не до дамских шляпок, и Рош, занявшись было земледелием, завел плантацию кокосовых пальм на побережье Новой Гвинеи. Однако на месте ему не сиделось, и он по-прежнему часто отправлялся в рискованные экспедиции в глубь джунглей.

«Однажды вместе с Диком Рошем, — пишет Джон Эрншоу, — я провел несколько недель в болотах устья реки Бенсбах, буквально кишевших утками и гусями. Одним выстрелом мы укладывали обычно по две-три птицы. Остров Избавления был от нас в каких-нибудь тридцати милях, и мы решили завернуть к нему. Мне не терпелось увидеть Немца Гарри, который к тому времени стал живой легендой от Куктауна до Самарай».

Дважды в год посещая «оцивилизованный» уголок острова Терсди, Дик Рош по пути обязательно наведывался к отшельнику. Оказывая старому Гарри небольшие услуги, Рош постепенно завоевал его доверие и дружбу и таким образом узнал подробности его жизни в молодости и его робинзонады.

«...И вот теперь мы ехали туда вдвоем. Целый день мы боролись с сильным юго-восточным пассатом, прежде чем добрались до желанной тверди острова Избавления. Отгороженный от моря кольцом острых рифов, этот клочок земли укрылся от солнца под густыми кронами кокосовых пальм, подставив его палящим лучам лишь узкую полоску ослепительно белого кораллового песка у самой воды. Именно таким представляешь себе в детстве коралловый остров, читая книжки о приключениях и морских пиратах...

Но Немца Гарри не было видно на берегу. Только белая дворняга бегала взад и вперед, захлебываясь от радостного лая. Переполненные самыми мрачными предчувствиями, мы медленно гребли к берегу, туда, где одинокое фиговое дерево ласково раскинуло свои ветви над кучкой ветхих сооружений.

Дворняга . с красными, слезящимися глазами не отставала от нас ни на шаг, повизгивая и прыгая от восторга.

Рядом с закопченной печью тут же, на открытом воздухе, стоял грубо сколоченный стол. Аккуратно уставленный нехитрой утварью, он ждал участников вечерней трапезы. Фиговое дерево, словно благословляя этот скромный натюрморт, щедро усыпало его своими пожелтевшими листьями. В двух-трех шагах от стола возвышалась, подобно могильному кургану, огромная куча обглоданных черепашьих костей. Впрочем, курган этот был похож и на памятник всем тем обедам и завтракам, которые человек уничтожил за время второй половины своей жизни.

Все дышало таким духом отрешенности и бесконечной тиши, что, подавленные, мы невольно перешли на полушепот.

В хибарке, стоявшей рядом, царил безупречный порядок. Деревянное ложе покрывало серое одеяло, готовое принять своего владельца на ночлег. Высоко на полке стояла миска с черепашьими яйцами и аккуратной горкой лепешек, на которой уже успела повиснуть гирлянда отвратительной зеленой плесени.

81