Вокруг света 1967-07, страница 5мило море, а сюда, наверх, долетали лишь его слабые отголоски. Я лег сразу, а Сергей еще долго сидел, читал. Засыпая, я вдруг услышал тихое постукивание. Слегка приоткрыв глаза, увидел, что Сергей сидит за столом возле рации и работает ключом. Он был сосредоточен, иногда улыбался. Работал быстро, и я, несмотря на то, что когда-то знал азбуку Морзе хорошо, многое не понимал. Не успевал за ним. Я успевал читать лишь отдельные слова и едва сдерживался от смеха. Рация не работала. Просто парень фантазировал: — Отслужил... армия... ты обещала... — слышал я, — в воскресенье в кафе... люблю... Может быть, он постеснялся бы передать все это в эфир, но рация не работала. — Мы поедем в Москву... Что? Да... Да... А потом мы... и ты приедешь сюда... и не спорь, ты приедешь в Лиственку... Он разговаривал с прекрасной карфагенянкой, он разговаривал с мечтой, и я искренне пожалел, что рация не работала... Утром нас разбудили- голоса, гудки машины и яркое солнце. В вагончике нечем было дышать. Мы наскоро оделись и вышли на улицу. Нас встретили дружным смехом. Мы переглянулись. Наша одежда, руки, лица были черными от копоти. — Кто из вас радист? — не переставая смеяться, спросил электромеханик. ПИКЕТЫ Вскоре во дворе Лиственки по утрам уже раздавался собачий лай, хлопало мокрое белье на веревке, натянутой между двух берез, слышался шум движка, смех уезжающих и уходящих на работу людей. Электромеханик приехал в Лиственку с женой, привез с собой сибирскую лайку... Едва зажегся свет, Сергей включил рацию и сразу же попросил меня: — Слушай, у меня почерк плохой, напиши: «Посторонним вход воспрещен». Я написал, и он прикрепил бумажку на двери. Как-то утром Сергей, переговорив с мехколон-ной, сказал мне, что приедет мастер. Недалеко от Лиственки раздался глухой взрыв. — К ним, наверное, поедет, — кивнул Серега в сторону взрыва. — Начальник мехколонны сказал, что до конца месяца надо сдать двадцать пять пикетов. Вот фундаментщики и торопятся... После полудня я вышел из Лиственки и пошел вдоль трассы туда, куда должен был прибыть еще незнакомый мне мастер Костя. По обе стороны дороги лежат вывороченные с корнем деревья. Смотришь и удивляешься, как на такой неглубокой почве могли вырасти эдакие гиганты. На том месте, где стояло дерево, виден всего лишь полуметровый слой земли и снега, а на дне воронки обнажились горные породы. Услышав взрыв, оборачиваешься и видишь, как над тайгой, белой, нетронутой, взлетает коричневый столб породы, осыпаясь, сбрасывает снег с елей и пихт, и они вдруг становятся зелеными, свежими, будто только что родившимися. Взрывники словно несут взрывы вдоль трассы. За ними идут фундаментщики... Сдать двадцать пять пикетов — это значит пробурить, взорвать, расчистить двадцать пять котлованов и установить в них железобетонные фундаменты. Взрывы совсем рядом. Такая же, расчищенная бульдозером и схваченная морозом дорога — све-жепахнущий хвоей коридор ведет меня влево. Вдруг выхожу на развороченную поляну. Поляна — слово неточное. Место неровное, бугристое. Вокруг — раздробленная порода вперемешку с землей и снегом и свежие, зеленые, сорванные взрывом ветви. Посередине, между двумя котлованами, стоит паренек с теодолитом. Он выравнивает ножки прибора, смотрит на уровень. Над ближним котлованом круглолицый усатый украинец, вытянувшись в струнку, следит, как опускается фундамент, — состворяет его с центром другого фундамента — уже установленного На оба фундамента позже поставят ноги опоры и закрепят болтами. Фундаменты нужно совместить очень точно — иначе ноги опоры не встанут на место. И вот украинец, не глядя ни на крановщика, ни на работающих в котловане двух ребят, ладонью, пальцами показывает им: «Влево, правее, чуть ниже...» Я решаю, что неудобно подходить сейчас к мастеру, и, чтобы не отвлекать его, со стороны наблюдаю за работой. — Майна... еще чуть, — шепчет он и показывает пальцами вниз. — Еще, еще... Стоп. Очевидно, центры не совместились, и он снова показывает крановщику: — Вира... И опять заход: — Майна, помалу... Стоп... Теперь ребятам внизу: — Правее, еще... Много. Назад давай... Фундамент раскачивается на тросе, и остановить его очень трудно. Два парня налегают на него всем телом. Затем один перебегает на другую сторону, и они пытаются остановить покачивание. Украинец ловит взглядом момент, когда качающаяся конструкция проходит над центром, и быстро делает знак крановщику... Однако опять неудачно, и опять все сначала... — Майна... правее, правее... давай. Фундамент оседает на дне... На этот раз, кажется, удачно. Ребята выбираются из котлована. Я хочу подойти к украинцу, но он идет к ребятам, наклоняется к невысокому парню. — Мастер, — слышу я. — Ты бы отдохнул... — Время, Тарас, время, — коротко отвечает тот. КЛИНОВОЙ ЗАЖИМ Ваня, ты... Ваня молча, ни на кого не глядя, затянул страховочный пояс. Молодой паренек с красивым красным шарфом на шее виновато, не поднимая головы, передал ему Г-образный ключ. Иван сунул ключ за валенок и неторопливо пошел к опоре. Все его движения говорили, что дело серьезное и трудное. Иван потрогал металл. Варежка слегка прилипала. Он посмотрел вверх: там. на крестовинах, лежал снег. Иван собрался, сжался в комок и занес ногу. Цепь на страховочном поясе ударилась о металлическую конструкцию, и на сорокаградусном морозе металл глухо зазвенел, как хорошо легированная сталь. С угольника на угольник, выше и выше поднимался Иван по опоре. Внизу было тихо. Бригадир впился в него глазами и следил за каждым движением. на стр. 6 ► з |