Вокруг света 1967-08, страница 33

Команда заняла свои места, но больше никаких приказов с мостика не последовало. Тем временем на горизонте появилось облако. Ветер стих совсем. Мы уже начали догадываться, что сейчас налетит шквал. Но почему тогда не убираем паруса?

Шквал налетел... Никогда я не переживал такого сильного, такого близкого чувства опасности. Даже тогда, когда она, может быть, бывала и большей...

Когда ветер рванул паруса, старпом развернул корабль носом к ветру в то самое мгновение, когда шторм был готов его опрокинуть. Тут мы оценили искусство этого моряка. Паруса мы убрать, конечно, не успели. Их изорвало. Но бриг выстоял.

Потом «викинг», не любивший объяснять свои действия, передал через вахтенного, что он этот опыт провел специально. Моряк должен познать и цену страху и меру разумности риска. Тогда из него выйдет морской бродяга в самом хорошем смысле этого слова.

Старпом часто любил говорить, что будущее капитана зависит от его наставников. Я позднее оценил эти слова. Наш труд — это прежде всего расчет, даже там, где случайности ополчаются против тебя, и тут главное — опыт и хорошая выучка.

Моим самым большим учителем, наставником, и не только в морском деле, был Герман Мартинович Гросберг.

Об истории парохода «Кишинев», которым командовал Гросберг в годы революции, писали много. Ныне эти события — легенда. Я расскажу лишь о тех, что были особенно поучительны для меня.

Мне довелось быть на судне у Германа Мартино-вича вторым помощником. На Дальнем Востоке разгорелась отчаянная борьба за гражданский флот. Бывшие хозяева его, бежавшие в Париж, всеми способами через своих агентов пытались заставить суда уйти в иностранные порты, чтобы они не достались большевикам.

Осенью 1919 года «Кишинев» стоял в Петропав-ловске-на-Камчатке. Власть в городе была в руках контрреволюционеров. На рейде скопилось много судов, и всем им было предложено от имени «Союза русских судовладельцев» покинуть Родину.

Гросберг ответил на это, что «Кишинев» — достояние русского народа, а Париж находится не в России. На судне была группа активистов-большевиков, мы поддерживали Гросберга в его смелом упорстве.

«Кишинев» должен был выйти из Петропавловска, но в ночь перед отплытием к нам пришел офицер со стоявшей по соседству «Свири». Этот корабль был захвачен белыми.

Офицер не назвал себя и попросил Гросберга дать честное слово, что его не выдадут. Слово было дано, и офицер рассказал, что тотчас, как «Кишинев» выйдет из порта, на него будет совершено нападение. В порту бандиты не решаются на такое пиратство.

Сообщение неизвестного офицера требовало проверки, и в большевистской ячейке был выработан план. С подпольным большевистским центром нас связывал Михаил Михайлович Плехов. Был у него свой человек и на «Свири».

Через пару часов от Плехова пришло подтверждение о готовящемся нападении. Гросберг приказал сняться с якоря тотчас, и «Кишинев» благополучно выскользнул в море.

По радио до нас в то время доходили самые раз

норечивые вести с Родины. Наконец мы узнали, что отряды Красной Армии сбросили в море остатки интервентов и белогвардейский сброд. Дальний Восток стал советским.

К капитану — мы стояли тогда в Циндао — потоком посыпались телеграммы из Японии и Парижа с приказами не возвращаться на Родину. Ни на одну из них ответа не последовало. Не обошел нас вниманием и бывший командующий Дальневосточным флотом адмирал Старк. Он требовал оставаться в Циндао до «особого распоряжения» или присоединиться к нему, иначе судно будет потоплено миноносцами, а экипаж ждет суровая расправа.

Получив разрешение следовать в один из портов Японии, «Кишинев» вышел в море. Но когда в тумане скрылся берег, капитан собрал экипаж и объявил, что судно идет на Родину. Решение было рискованным. Ночью по радио мы приняли оповещение: «Всем, всем, всем русским судам, идущим во Владивосток! В море вышли миноносцы Старка». На наше счастье, плотный туман закрыл горйзонт, и Цусимский пролив, самое опасное место, мы проскочили благополучно, первый раз нарушив традицию — не отсалютовав геройски погибшим в нем русским морякам. Всю ночь шли без огней, избегая встречи с судами и придерживаясь восточного побережья Японии.

Второго ноября в три часа ночи мы отдали якорь во Владивостоке, с рассветом на корме «Кишинева» впервые был поднят алый стяг Советской республики...

...Сквозь высокие окна-щели музейной комнаты уже почти не пробивается свет, за окном сумерки весенней Москвы. В кают-компании, где мы теперь сидим, становится темно. Слабо блестит полированный овальный стол, и поскрипывает вертящееся кресло.

Мы дослушали последний рассказ капитана. Он торопится. У него очередная вахта...

— Свои морские вахты я отстоял, — говорит Бочек, — но дел очень много: так что прошу извинить...

Записала Т. ЧЕХОВСКАЯ

СЛЕДУЮЩАЯ «КАЮТ-КОМПАНИЯ» «ВОКРУГ СВЕТА» — ВСТРЕЧА С ГЕРОЯМИ ОЧЕРКА А. ЛУКИНА «ЛЬВОВСКИЙ АККОРД».

«К сожалению, ничего не известно о послевоенной судьбе Степана Петровича Пастухова и Михаила Пантелеевича Кобеляцкого...» Этими словами заканчивался очерк А. Лукина «Львовский аккорд» («Вокруг света» № 5, 1967), посвященный отважным советским разведчикам — Николаю Кузнецову и его товарищам, работавшим в годы войны в фашистском тылу.

Редакция получила много писем. Одни читатели сообщали, что знают Пастухова и Кобеляцкого, что они живы, сообщали их адреса; другие писали о своих товарищах, которые также принимали участие в спасении Львова. Откликнулись и сами герои очерка «Львовский аккорд». В один из летних дней боевые друзья встретились в редакции журнала «Вокруг света»...

31