Вокруг света 1967-08, страница 32

А когда через двое суток мы увидели по носу тот самый остров с погорельцами на берегу, речники окончательно уверовали в великую силу морской навигационной премудрости. Экипаж повеселел.

К острову, правда, мы подойти не рискнули — была сильная волна, могла выкинуть наши суденышки на берег вместе с домом. Доски и бревна мы просто сбросили в море, и прибой доставил их зимовщикам. Отсалютовали мы им и двинулись дальше.

Восточно-Сибирское море прошли благополучно, оставалось сорок миль до Колымы, когда рядом с Медвежьими островами нас настиг шторм.

Сентябрь. Укрыться за островами, остановиться — верная зимовка. Ведь в свое время здесь, у устья Колымы, как раз в эти дни сковало льдами «Фрам» Амундсена. И мы решили идти, идти во что бы то ни стало.

Знаете ли вы, что у каждого шторма свое, если так можно выразиться, лицо? И моряки хорошо отличают их. Этот был изматывающе настойчивым. Вокруг ничего не видно, снег, туман. Идем по курсу, шторм не утихает, и вот — цвет воды за бортом стал меняться, желтеть. Зачерпнули ведром: пресная. Значит, мы в устье реки.

Полтора месяца прошло с тех пор, как мы покинули Якутск. Мне казалось, что все трудности теперь позади. Ну, думаю, опыт окончен. Все благо-получно. Команды не подкачали, правда и с ледовой обстановкой нам в тот год подвезло. На нашем пути больших скоплений льда так и не встретилось.

Но радоваться было еще рано. Получаю радиограмму — передали мне ее со стоявшего в устье ледокола — приказ следовать до Среднеколымска во что бы то ни стало, ни в коем случае не зимовать в пути, на реке. Смысл этой радиограммы мне стал ясен, лишь когда мы уже пристали к берегу в Среднеколымске: зимовка на пустынной реке, где и причалить-то было негде, среди голой тундры, могла окончиться для нас плачевно. Но тогда, получив радиограмму, я отправился в поселок за лоцманом.

Здешнему лоцману корабли наши показались едва ли не броненосцами — ведь до тех пор по Колыме плавали лишь небольшие катера и лодки. Потому он категорически отказался проводить их по реке. «Ты сядешь на первой же мели», — утверждал старик. Пришлось прибегнуть к самому убедительному доводу. Обещали мы подарить ему две бутылки коньяку с условием, что отдадим их по прибытии в Среднеколымск.

...И вот полтора месяца спустя наши суда вошли в тяжелую желтоватую воду одной из самых дальних рек России и начали подниматься между низких заснеженных уже берегов устья Колымы —серая болотистая тундра вокруг, оконца озер. Безлюдье.

Лоцман оказался очень хорошим. На реке тогда и в помине не было ни бакенов, ни створов, не было и лоцманских карт, но мы ни разу не задели грунта.

Но, признаюсь, здесь, на реке, совершенно мне незнакомой да к тому же богатой мелями, со сложным, строптивым, непостоянным руслом, я не раз струхнул. Тут я попал в положение новичка, и раздолье морской стихии, пусть угрожающей тебе бурями и теснинами льдов, казалось мне теперь таким заманчиво родным в сравнении с узкой лентой мутно-желтой воды, на которой мне нужно бы

ло искать кораблям путь. Задним числом я хорошо осознал ощущения команды в начале похода и во время шторма у Медвежьих островов. Тот шторм нам не забыть. Потом не раз приходилось попадать мне в сложные метеорологические условия на Северном морском пути, но буря выглядит совсем не такой св-ирепой, если ты идешь на ледоколе или морском транспорте.

А тогда наши неуклюжие посудины выглядели жалкими щепками в руках океана. Свои ощущения там, у колымских берегов, я могу сравнить разве что с непередаваемым испытанием, которое пережил еще в молодости, будучи курсантом. Это было в 1913 году. Мы — несколько русских стажеров — находились на датском бриге, шедшем с Дальнего Востока в Европу...

Что такое парусный корабль для моряка?

Как-то недавно в Ленинграде на моих глазах в порт вошел «Товарищ».

Вдоль Невы стояли узкие серые сигары катеров, пахнущие нефтью курносые буксиры, белые приземистые «Ракеты», огромные многоэтажные теплоходы — все они были красивы, все в них — строгость обводов и целесообразность каждой детали надстройки — говорило об их назначении. Они были . построены, чтобы преодолевать стихию.

Но вот между ними тихо, как «летучий голландец», прошел парусник и так же тихо встал у стенки, бок о бок...

И причал перестал быть просто местом стоянки механизмов, он ожил, он стал одухотворенным. По-чему-то сразу вспомнилось, что литым кнехтам на нем, верно, уже сто лет, если не больше, и что к этим самым стенкам после гангутской победы возвращался еще петровский продымленный флот, и что здесь, в узких невских берегах, начинается бесконечный и безбрежный водный путь...

Да, он был во много раз легче, крылатей самых легких и крылатых из своих соседей; придуманный во времена, когда в людских силах было лишь приноравливаться к природе, парусный флот никогда не исчезнет с морей.

Есть во флоте замечательная традиция — курсанты морских училищ проходят обязательную практику на парусных судах. И моряк, не умеющий управляться с парусом, кто бы он ни был — матрос или адмирал, — недостаточно квалифицированный специалист, так считают лучшие современные . флотоводцы. На корабле, гонимом ветром и волною, че» ловек оказывается лицом к лицу с морем, здесь он постигает его дух, становится вечным его слугою...

Но вернемся к рассказу. Старпом на нашем корабле был непроницаемый, медлительный, молчаливый — настоящий викинг. Едва он выходил на мостик, необъяснимым образом на судне тотчас устанавливалось спокойствие. Поза, движения, жесты «викинга» были просто несовместимы с катастрофой, бедствием. Обучал нас старпом жестко, иногда даже слишком сурово и однажды показал нам, чем грозит моряку ротозейство.

Это было в Индийском океане. Дул пассат, и мы шли полным ходом. Команда, кроме вахтенных, отдыхала, пассат — ветер устойчивый, подвоха от океана не ожидалось.

На какое-то время ветер стих, и тут старпом вышел на мостик и велел свистать всех. Мы удивились: «Зачем?», «Учебная тревога — с какой целью?»

30